Дорожные работы

По приглашению Янгера они с Мэри в жаркий июньский день приехали к нему в больницу, где уже девятнадцать дней лежал Чарли. Их принял доктор Янгер, на вид лет сорока пяти, привлекательной наружности, крепкий и загорелый. А вот руки доктора Янгера просто заворожили его. Огромные и неуклюжие, они сновали по столу с неподражаемой легкостью и какой-то змеиной, даже чем-то отталкивающей грацией.

— У вашего сына опухоль мозга, — с места в карьер заявил доктор Янгер. Говорил он спокойно, почти без выражения, но глаза его следили за ними с такой настороженностью, будто он только что заложил под их стулья по фугасу.

— Опухоль, — тихо, почти безжизненно повторила Мэри.

— Насколько это серьезно? — спросил он Янгера.

Первые симптомы появились месяцев восемь назад. Головные боли — сначала изредка, затем все чаще и чаще. Потом у мальчика стало двоиться в глазах, особенно после физической нагрузки. Потом — Чарли стыдился этого особенно мучительно — он время от времени стал мочиться в постель по ночам. Однако они впервые показали его своему семейному врачу лишь после того, как Чарли временно ослеп на левый глаз; при этом всегда голубой глаз сделался совершенно багровым, как солнечный закат. Врач осмотрел ребенка и нашел еще кое-какие отклонения. Вскоре после этого Чарли стал мерещиться запах апельсинов, иногда у него немела левая рука, а порой он неосознанно начинал нести полную околесицу или даже откровенную похабщину.

— Это серьезно, — сказал Янгер. — Вам следует приготовиться к худшему. Его опухоль неоперабельна.

Неоперабельна.

Это слово несколько лет эхом отдавалось в его ушах. Он никогда прежде не подозревал, что слова можно различать на вкус, однако у этого страшного слова имелся собственный вкус. Отталкивающий, но вместе с тем сочный, словно у недожаренного гамбургера, приготовленного из падали.

Неоперабельна.

По словам Янгера, где-то в глубине мозга Чарли угнездились плохие клетки; опухоль была размером с грецкий орех. Будь эта опухоль на столе, ее можно было бы раздавить одним щелчком. Однако беда заключалась в том, что эта пакость затаилась в самых недрах мозга мальчика, где медленно росла, вызывая новые и новые отклонения.

Как-то раз, еще до встречи с доктором Янгером, он пришел навестить Чарли в обеденный перерыв. Они беседовали о бейсболе, обсуждали шансы местной команды пробиться в плей-офф Американской лиги.

— Мне кажется, — сказал Чарли, — если их подающие мммммммм мммм мммм подающие ммммммм мммм мммм продержатся ммммм мммм мммм…

Он склонился вперед.

— Что, Фред? Я не понимаю, что ты говоришь.

Глаза Чарли закатились.

— Фред? — прошептал он, теряясь. — Фредди…

— Проклятые гребаные обосранные ннннн говно-впендюрщики! — дико завопил его сын с больничной койки. На протяжении нескольких секунд с губ ребенка слетали самые грязные ругательства, пока он не потерял сознание.

— СЕСТРА! — завопил он. — СКОРЕЕ, СЕСТРА! О ГОСПОДИ!

Именно эти проклятые клетки принуждали Чарли говорить так. Жалкое скопление мерзких клеток величиной с грецкий орех. Однажды, по словам ночной сиделки, Чарли в течение пяти минут подряд выкрикивал слово собакость. Да, все дело в клетках…

— Вот посмотрите, — сказал им доктор Янгер в тот жаркий июньский день. Он развернул толстый рулон специальной бумаги и показал им запись волн, снятых с головного мозга их сына. Для сравнения доктор предъявил им также энцефалограмму здорового мозга, но она не понадобилась. Рассматривая то, что творилось в мозгу Чарли, он вновь ощутил во рту этот мерзкий и сочный вкус. На бумажной ленте беспорядочно чередовались острые горные пики (словно понатыканные кинжалы) и глубокие долины.

Неоперабельна.

Если бы эти клетки выросли в наружной части мозга, хватило бы и мелкой операции. Но эта опухоль размером с грецкий орех выросла очень глубоко и продолжает увеличиваться с каждым днем. Вмешательство с помощью скальпеля, лазера или криохирургия могут временно продлить жизнь. Точнее — бессознательное существование. Без хирургического вмешательства гроб для Чарли придется заказывать уже совсем скоро.

Все это доктор Янгер изложил в общих чертах, порой сбиваясь на медицинские термины, значения которых они не понимали, да и не пытались понять. В первое мгновение в голове его вихрем пронеслась непростительная, предательская мысль: Слава Богу — это не со мной. Тут же вернулся странный вкус, а с ним пришло безутешное горе.

Сегодня грецкий орех, а завтра — весь мир. Ползучая неизвестность. Умирающий малыш. Беда, в которую сердце отказывается верить.

Чарли умер в октябре. Слов прощания он не говорил. Последние три недели мальчик не выходил из комы.