Он держал его в руке, глядя на твердый белый конверт для деловой переписки, и душа его была переполнена всеми неприятными чувствами, которые только может испытывать человек: отчаянием, ненавистью, страхом, гневом, тоской. Он чуть было не разорвал его в клочки и не выбросил в снег рядом с домом, но понял, что не может этого сделать. Он вскрыл письмо, разорвав конверт чуть ли не пополам, и понял, что самое сильное его чувство – это чувство обманутого человека. Его надули. Его обвели вокруг пальца, как последнего мальчишку. Он уничтожил их машины и их записи, но на месте отрубленных щупалец выросли новые. Это все равно что сражаться в одиночку со всей китайской армией.
Снова твой ход, Доуз. В этой игре всегда будет твой ход.
Еще в почте было несколько извещений от дорожного управления.
Очень скоро к твоему дому подъедет очень большой кран. Будь внимателен, не пропусти того момента, когда мы сделаем еще один шаг на пути к совершенствованию нашего любимого города.
Но это письмо было от городского совета, и оно было адресовано лично ему.
Нам стало известно, что вы являетесь последним жителем улицы Крестоллин, Запад, который до сих пор не переехал на новое место. Надеемся, что у вас не возникло никаких проблем в связи с предстоящим переездом. Напоминаем вам, что хотя мы получили от вас форму № 19642-А (подтверждение о получении информации по поводу проекта управления дорожного строительства № б983-42б-73-74-Эйч Си), мы до сих пор не получили от вас заполненное уведомление о переезде (форма № 6983-42б-73-74-ЭйчСи-9004, голубая обложка). Как вам должно быть известно, мы не можем выдать вам чек для получения компенсации, не имея этой формы. Судя по информации от налоговой службы за 1973 год, стоимость дома за номером 1241 по улице Крестоллин, Запад, оценена в шестьдесят три тысячи пятьсот долларов. Мы уверены, что вы осознаете неотложный характер сложившейся ситуации в той же степени, что и мы. По закону, вы должны переехать до двадцатого января тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, то есть до того числа, на которое назначено начало сноса домов по улице Крестоллин, Запад.
Мы также считаем необходимым уведомить вас о том, что в соответствии с законодательным актом о суверенном праве государства отчуждать частную собственность за компенсацию (свод законов, 19452-36) вы нарушите закон, если останетесь в доме № 1241 по улице Крестоллин, Запад, после двадцати четырех часов девятнадцатого января тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Мы уверены, что вы это прекрасно понимаете, но считаем своим долгом обратить на это ваше внимание, чтобы окончательно прояснить ситуацию.
Если у вас возникли какие-либо проблемы с переездом, мы просим вас позвонить нам в рабочее время, а еще лучше зайти в Городской Совет и обсудить создавшуюся ситуацию. Мы абсолютно уверены, что все проблемы могут быть решены. Вы найдете нас более чем готовыми к сотрудничеству. В ожидании ответа позвольте пожелать вам счастливого Рождества и плодотворного нового года.
– Нет, я вам не позволю, – пробормотал он себе под нос. – Я вам не позволю ничего мне желать. – Он разорвал письмо в клочки и выбросил обрывки в мусорное ведро.
В ту ночь, сидя перед телевизором, он неожиданно для себя самого, погрузился в воспоминания о том дне, когда он и Мэри узнали о том, что Господь Бог решил провести кое-какие дорожные работы в голове у их сына Чарли. Было это почти сорок два месяца назад.
Фамилия доктора была Юнгер. Вслед за ней на его обрамленных в рамку дипломах, развешанных на обитых толстыми деревянными панелями стенах его кабинета, шла длинная цепь букв с точками, но он понял лишь одно: Юнгер был невропатологом, специалистом по болезням головного мозга.
Он и Мэри пришли к нему по просьбе самого Юнгера теплым июньским днем спустя девятнадцать дней после того, как Чарли положили в больницу. Он был симпатичным человеком лет сорока пяти, в хорошей физической форме благодаря регулярной игре в гольф. У него был сильный загар темного, дубленого оттенка. Руки доктора буквально заворожили его. Они были огромными и казались неуклюжими, но движения их (они плясали по столу, то подхватывая ручку, то пролистывая журнал предварительной записи, то лениво пробегая по гладкой поверхности инкрустированного серебром пресса для бумаг) отличала проворная грация, в которой было что-то отталкивающее.
– У вашего сына опухоль мозга, – сказал он. Он говорил ровно, почти без модуляций, но его глаза внимательно наблюдали за ними, словно он только что поджег бикфордов шнур мощной бомбы.
– Опухоль, – тихо и бессмысленно повторила Мэри.