Троянская земля
разинувшим рты руинам…
Дерек Уолкотт
Из книги первой. Поздний перевод.
Паденье Трои. Гибель Пилемена.
И вот плывут – куда глаза глядят —
От старых стен отважные энеты,
Ведомые, на горе евганеев,
Искать кисельный берег. Чур, меня!
И дальше так. Учёного кота
На брег пустили первым. Евганеев
Прогнали с боем. Землю нарекли
Троянскою – меж Альпами и морем.
И назвались венетами. В новелле —
Восстал из моря славный Веденец!
И сказка ложь, да в сказке той намёк.
Читай, у Лукоморья дуб зелёный,
На дубе этом – цепь от корабля…
Да вот беда – во времени лакуна:
Предание не помнит Антенора,
Загадкой нам – Троянова тропа.
И всё сначала. Батюшка-Дунай!
Падение – до дикой скифской темы,
Как в опере «Славяне на Днепре».
И новые сбираются дружины —
В язычестве поспеть в Константинополь!
И к слову стих:
Расейские мужи?!
Сомкнулся круг.
И всё же: мы – не скифы. Мы – венеты!
Мы – из другой мифической страны!
Античный мир! Молочная река.
Но кончилась Прекрасная Эпоха.
Здесь был поэт – спустя три тыщи лет,
Да из-под ног ушёл кисельный берег.
И от луки – поёт волна в просторе.
И снова – нелюдимо наше море.
Крепче меди
Новый бронзовый век. Время – как поле боя.
Тени краснеют. Люди – вылитые скульптуры!
В маске, о двух крылах, смотрит в судьбу героя
Фурия со страниц новой литературы.
Сколько ещё огня в сплаве свинца и меди
Выставит ночь на стол для красоты и вида?
Радуют сытый глаз цезари и медведи
Тем, что уже вросли в зеркало Парменида.
Где-то, в одной стране: море – примета пляжа.
Словом, всё ясно, всё – как в заказной картине.
Ну, а в другом краю – берег без антуража,
Только сирены вой – в сотовой паутине.
Вот отгремит война… Прокляты, но не убиты,
Все мы сольёмся в эхо выстрела вхолостую!
И, убивая время, станут кричать пииты —
Что-нибудь из Гудзенко, чаще – про «кровь чужую…»
Слушай, читай, строчи вирши сплошной строкою!
В тысяче и одном зеркальце – чья-то слава! —
Словно свинцовый град над золотой рекою:
Cuprum плюс девять грамм – бронзовая оправа.
А за окном зима! Солнцем из белой ночи
Пушкинская метель – утром, в начале века! —
Правит крутую речь, если вернее – прочерк
Ставит в большой роман маленького человека.
Laboremus!
простому человеку