Достоевский во Франции. Защита и прославление русского гения, 1942–2021

По мысли Жирара, романист покидает, когда пишет роман, деградировавший мир, обретая подлинность, вертикальную трансцендентность. Вот почему он полагает, что большинство великих романов завешается обращением героя к этой вертикальной трансцендентности и что абстрактный характер некоторых концовок («Дон-Кихот», «Красное и черное», можно также назвать «Принцессу Клевскую») являются либо иллюзией читателя, либо результатом пережитков прошлого в сознании писателя[87].

Однако, противопоставляя идею Жирара концепции Г. Лукача, Гольдман верно указывал на то, что истинный смысл романа не в абстрактной идее, присутствующей в сознании писателя, а в конкретных формах литературного текста, который в определенном смысле закрыт для прямых идеологических интервенций писателя:

Финальное обращение Дон-Кихота или Жюльена Сореля означает не доступ к вертикальной трансцендентности, но просто осознание тщеты, деградировавшего характера не только предыдущих исканий, но и всякой надежды, всякого искания. […]

Таким образом роман в том смысле, в каком его воспринимают Лукач и Жирар, предстает как литературный жанр, в котором подлинные ценности, о которых идет речь, не могут присутствовать в форме сознательных персонажей или конкретных реальностей. Эти ценности существуют не иначе, как в абстрактной и понятийной форме в сознании писателя, где приобретают этический характер. Абстрактным идеям нет места в литературном произведении, где они представляют инородный элемент[88].

Как бы то ни было, важно подчеркнуть в завершение этой главы, что благодаря работам Жирара — особенно программной книге «Романтическая ложь и романическая истина» и монографии «Достоевский: от двойника к единству» — творчество Достоевского оказалось на авансцене литературных и философский баталий, предвосхитивших мятежный 1968 год. В силу того, что концепция миметического желания, своеобразно преломившаяся в теории романа, отличалась изрядным полемическим зарядом, тексты русского писателя, особенно «Записки из подполья», вошли в живой литературный корпус, на основе которого формировалась авангардная теория литературы, ставшая важнейшим источником и составной частью того, что двадцать лет спустя французские философы-консерваторы назовут «мышлением 1968 года»[89]. Как это ни парадоксально, но Жирар использовал свое литературно-теоретическое представление Достоевского в необычайно яркой полемике с «Анти-Эдипом» Ж. Делеза и Ф. Гваттари, одним из главных философских манифестов французской интеллектуальной революции 1960–1970‐х годов, которому он противопоставил свою идею желания, восходящую среди прочего к творчеству русского писателя:

Двойники

Достоевского живут в мире, который уже напоминает наш собственный мир: населенный бюрократами и интеллектуалами, напряженно и бесконтрольно конкурентный, почти полностью лишенный решающих элементов, объективных знаков победы или поражения, например физического насилия или правил спортивного соревнования[90].