Дот

В траншее была ниша, широкая приступка, чтобы удобней выбираться наверх. Майор Ортнер присел на нее, почувствовав спиной выступающие из суглинка округлости гальки. Интересно, какой ледник — скандинавский или североморский — приволок сюда эту гальку за тысячу километров? Ведь есть же какое-то различие, не только по составу и кристаллической структуре, но и по информации, которую хранят эти камни. Если бы можно было ее прочесть! Не обязательно через приборы, а вот так, хотя бы спиной. Как книгу. Должно быть, это равнозначно визиту в другое измерение. Но ученые даже информацию одной капли, обыкновенной капли! не могут прочесть, и наверное никогда не смогут; что уж говорить об информации камня, да еще прочитанной спиною!.. Мы живем в выдуманном мире, во мраке, и не ведаем того…

Специфическая вонь горящей нефти спустилась наконец и в траншею. Майор Ортнер сдвинул кепи на лоб, прикрыв козырьком глаза. Веки были тяжелыми. Что мне делать со своею душой? — думал он. Ведь так я много не навоюю. Рана пустяковая, дело не в ней. Это моя душа, барахтаясь, пытаясь уцелеть, опустошает тело…

Ну вот и получилось…

Он не представлял, как это будет, ведь это первая его победа; уточним: его первая воинская победа; до сих пор он не имел такого опыта. И что же? где радость? где — хотя бы — удовлетворение?.. Где — наконец — облегчение?..

Пустота.

Что-то ушло из его жизни, сейчас он даже припомнить не мог — что именно ушло, но он чувствовал, как это ушедшее невосполнимо. Значит — так и жить с этой пустотой в груди?..

Спасительная амнезия…

Он сидел с закрытыми глазами, ощущая вонь горящей нефти, чувствуя спиной камни земли. Ни о чем не думал. Ничего не ждал. Просто был.

И вдруг услышал выстрел.

Чего особенного? Выстрел на войне — обычный звук. Но сейчас в кого стрелять? Неужели русские, не выдержав смертоносного жара, выбежали под пули?..

Преодолев импульсивный порыв (ведь рядом были его подчиненные), майор Ортнер открыл глаза, неторопливо поправил кепи, неторопливо поднялся и повернулся к холму (напомним, что он сидел на приступке спиной к доту). И услышал второй выстрел. Конечно, объективно винтовочные выстрелы неразличимы; они как близнецы. Но ведь слышит не только ухо, слышит и душа (композиторы это знают: их души улавливают музыку сфер, и лишь затем, расшифрованная мозгом, она начинает звучать в ушах). Но звук этих выстрелов майор Ортнер узнал. Именно эту винтовку он столько раз слышал за эти дни! Именно ее тяжелый взгляд он чувствовал на себе в то далекое первое утро, когда он шел от счищающей с себя остатки тумана реки к позиции батальона. Именно она все же поставила отметину на нем, боевую рану, уж какова та рана — не об этом речь, важно, что боевая…

И без бинокля было видно — никто не выбегал из огня. И не выбежит — не те это люди. Если бы выбежали… если бы выбежали — я был бы разочарован, — признал майор Ортнер. Тем самым они бы обесценили (в моих глазах; разумеется — только в моих; скажем, для моих солдат это было бы естественное действие, ведь и они, оказавшись в сходной ситуации, побежали бы из огня), — они бы обесценили мою победу. (Он именно так подумал: мою победу; второй раз подряд так подумал; но теперь в этом присвоении победы ощутил червоточину). Я бы по-прежнему уважал их, но уже не думал бы о них с восхищением.

Но как? — из такого огня…

Не было душевных сил поднять к глазам бинокль. Да и что бы он разглядел? Разве он и так не знал, что там происходит?..

И без бинокля было видно, как огнеметчики пускают веерами струи огня, как солдаты приподнимаются и бросают в сторону дота гранаты, — да что толку? Вот если б они могли подползти (подняться — жар бы не позволил) хотя бы на десяток метров поближе…

Из кустарника ударили вслепую — в дым, в огонь — несколько МГ.

Затем пауза. Все ждут.

И опять — одинокий выстрел — и в цепи солдат вспыхнул костер: одним огнеметчиком меньше.

Неужели из всех русских лишь один уцелел? Но каким образом?..

Каким образом этот русский стреляет зряче — представить можно. Он залег в какой-нибудь воронке, куда не попала нефть; очевидно, на самом деле дым не такой плотный, как кажется отсюда, из траншеи. Во всяком случае — для русского. И он ловит моменты, когда в дыму возникают просветы. Для хорошего стрелка много не надо, хватит и двух-трех секунд, чтобы выстрелить точно. Но каким образом он выдерживает это пекло?..

Опять запели МГ — но тут же получили ответ из такого же инструмента. Когда русский пулеметчик почти сразу подавил две огневые точки — остальные замолчали. Если сейчас он переключится на солдат, а они так близко, что и целиться не нужно, — через минуту живых не останется ни одного…

Цепь стала отползать.