Дотянуться до престола

Ставень Пьер укрепил не так, как это сделала Агафья, а повыше, чтобы между ним и подоконником был небольшой зазор. Оглядел плоды своих трудов – вроде, все нормально. Теперь оставалось только ждать, главное – не заснуть от безделья.

Несколько часов он таращился в стену, прислушиваясь. Представил, как выглядит со стороны: маленький взлохмаченный мальчик в длинной рубахе до пят сидит на лавке, обхватив колени руками. А где-то в ночи крадется здоровенный убийца. Да уж, достойное противостояние. Прямо слон и моська. Но ничего, на войне главное – подготовка. Сейчас бы еще бокальчик красного вина, чтоб успокоиться, и можно сразиться хоть с Голиафом.

О сне не могло быть и речи. Пьер напряженно вглядывался в темноту, сердце билось так, что, казалось, могло разбудить охранников. Постепенно в доме все стихло, и лишь ночной сторож на улице уныло постукивал деревянной колотушкой. Звук ее то приближался, то удалялся. Но вскоре смолк и он.

И вот послышалось какое-то шуршание, возня, потом тихий стук, словно кто-то бросил в стену маленький камушек. Пьер тенью скользнул к оконцу, прислушался. Да, определенно внизу что-то происходит. С минуту он стоял не шелохнувшись, и вдруг рядом раздался лязг отпираемой рамы.

Пьер метнулся к печи, схватил совок и, сунув его в топку, набрал с десяток тлеющих угольков. Подбежал обратно к окну, вскочил на лавку и высыпал угли в щель под ставнем. Вовремя: через мгновение рама распахнулась, в комнату клубами покатился морозный воздух, а чьи-то руки схватились за подоконник. И тут же соскользнули по маслу, задевая за шипящие угли; послышался вскрик, звук падающего тела и тихая ругань.

– Едрить!

На несколько секунд все смолкло, потом захлопали двери, зазвучали встревоженные голоса. Пьер, дрожа от холода, бросился к печи. Закрыл заслонку, юркнул в постель и облегченно вздохнул. Ждать пришлось недолго: дверь скрипнула, из-за нее показалась лохматая голова Василия. Он сразу увидел распахнутое окно и невольно повторил слова преступника:

– Едрить! Филимошка, сюда!

Оба вбежали в комнату, писарь зажег свечу и бросился к постели, а Василий, высунувшись наружу, гаркнул:

– Чего там?

– Татя[10] поймали, – ответили снизу, – в твое оконце по лестнице лез, да сорвался.

– Да какой тать? – заорал обалдевший Василий. – Истинный убивец, ведь тута Петруша живет! Держите его крепче, мужички!

Он захлопнул окно и, крикнув на ходу Филимону «Присмотри за ним!», умчался на улицу.

Глава 12

И снова Василий Григорьевич Телепнев, думный дьяк Посольского приказа, сидел в палатах Шереметева, обсуждая с хозяином дела насущные.

– Я, Василь Григорьич, тщусь придумать эдакую фигуру, дабы Мишку-то выбрали, а все никак. Одна надежа на тебя.

Потягивая питной мед, гость вздохнул.

– Да коли ты, батюшка, не могешь, что уж про меня глаголать?

– Есть одна думка, – решительно тряхнул головой Шереметев. – Казаки ноне без главаря остались, Трубецкой при смерти, Черкасский опорочен. Надобно бы их как-то за Мишку подговорить. Мнится мне, тебе это по силам.

Телепнев поставил чарку, облокотился на стол и задумался, глядя на пузатую братину.

– А чего? Мыслю я, это вполне можно учинить. Пошлю к ним Алешку Власова со товарищи, оденутся в кафтаны стрелецкие, побалакают, и все станет ладно. Казаки – это ж такой народ… податливый, быстро сговоримся.

– Добро, – кивнул боярин и, встав, подошел к оконцу. Посмотрел во двор мрачно, тревожно.

– Чегой-то у тебя стражей вкруг палат немерено, Федор Иваныч? Аль опаска какая гложет?

Шереметев кивнул, все еще глядя в окно.

– Вечор поймали разбойника, Господь ведает, то ли тать, то ли убивец. Васька, иже посланца оберегает, сказывает, мол, Петрушу этот нехристь извести хотел. Хотя кому сие вестно? Могет, обшибся Васька.

– Нет, не обшибся. Я про то, что мальца погубить умышляют, уж ведаю стороной. Один мой знакомец на том пиру, где Трубецкого опоили, слыхал, как Мстиславский с Лыковым об том шептались.

– Да неужто?! Испужался, знать, боярин, что Петруша его обскочит? От ведь злыдень, а?

– Семя-то тли, как сказано в Писании, во всяком лежит, – усмехнулся Телепнев. – Вот и мы с тобой тоже свою пользу разумеем. Каким же дивом малец жив-то остался?

Федор Иванович почесал бороду и задумчиво ответил:

– То ль по случаю, то ль по Божьей воле, свалился убивец с лестницы наземь и расшибся. А когда схватили, глядим – обе длани-то у него пожжены. Но до оконца Петиного добраться успел, оно было отомкнуто и ставень поднят, точно его с умыслом так оставили. Мамку я за недосмотр сечь велел, да от мальца теперича ее подальше держу. А на подоконном камне-то угли разбросаны, об них, видать, злодей и пожегся. А как они там очутились – Господь ведает. Видать, хранит Богородица мальчонку.

– А душегуб этот что сказывает? Кто его послал?