Дотянуться до престола

Легко встав, Филарет прошелся по комнате, ряса его тихо шуршала по полу. Погруженный в свои мысли, он не замечал нетерпеливого взгляда боярина. Царь, дите малое, безгрешное – посланец дьявола? Нет, невозможно, решительно невозможно! Но почему ж тогда он вздумал притеснять церковь? Разве Господу это угодно? Как разобраться в этих играх человеческому уму?

Наконец митрополит остановился перед Шереметевым и задумчиво кивнул:

– Что ж, Федор Иваныч, ступай с Богом. Ответа пока тебе я давать не стану, но обещаюсь крепко обо всем, что ты сказывал, подумать.

Боярин отвернулся, пытаясь скрыть разочарование. Тяжело опустился на колени, облобызал Филаретову руку, кряхтя, поднялся и был таков. А митрополит шагнул к Спасителю и огорченно уставился на образ. Что же делать? Как разрешить проблему? Конечно, и сына хочется на престоле видеть, и династию заложить, и самому стать патриархом, но против законного царя идти не дело. А вот если венценосец и впрямь посланец диаволов…

Глава 5

В просторной горнице за крытым камчой столом сидели два Федора Ивановича – Шереметев и Мстиславский. Оба потягивали теплый питной мед и заедали его подовыми пирогами, ведя неторопливый разговор.

– Н-да-а, теперича все по-новому повернется, – вздохнул бывший правитель-регент, дожевав очередной кусок. – Вона, царь что с нами, боярами-то, чинит. А сам наказывает то одно поменять, то другое. Эх, пропала Русь…

– Чегой-то ты, батюшка, больно печален. До лиха-то далече. Государь все дельно учиняет, вон, бунт летний одним словом утихомирил. А Собор… ну что ж, видать, надобно было. Как бы он без этого мужичье-то успокоил?

– Вот попомни мое слово, князь, – Шереметев наклонился к собеседнику и перешел на шепот, – местничество и то, что Юрьев день возвернули, – это только начало. А завтра иные вольности у нас отымут. Царь все бает, дескать, воля народная, а сам под эту дудку себе чает власти прибрать.

– Да куды уж боле, – засмеялся Мстиславский и вдруг посерьезнел: – Чую, неспроста ты об том со мною глаголешь, Федор Иваныч. Уж я тебя ведаю аки облупленного, ты просто так языком молоть не станешь. Аль замыслил чего? Сказывай, не томи.

– Неча тут сказывать, князь. Надобно все по-старому вертать. И нам с тобою должно про прежние распри позабыть и теперича быть заодно. Я к тебе по-соседски заглянул, по-доброму, с надежей, что как-нибудь уговоримся.

– На что?

– А чтоб Петра скинуть да Мишу Романова на престол возвести.

Мстиславский отпрянул.

– Святые угодники! Не приболел ли ты, батюшка Федор Иваныч, и ноне умишком скорбен?

– Я-то, слава богу, в полном здравии. А ты не ахай, князь, не ахай. Мы силу обретем немалую. Митрополит Филарет, вишь, возвернулся. Уж он-то нас беспременно поддержит, дабы сынку свому державство добыть.

– Воля твоя, батюшка, я не с вами. Ты на государя зол, что он место у тебя отнял, а мне-то с чего супротив него подыматься? Царь вон мне угодья выделил по соседству со строгановскими. А уж руды там, сказывают – на множество жизней хватит. Вот и снаряжаю теперича людев, по весне отправятся. С тремя рудознатцами уже сговорился. Будут железо да медь искать. Могет, и соль приметят. А в вотчине у меня Карлуша Голландец – головастый, шельмец, даром, что еретик, – мельницу пильную поставил. Так отовсюду народ идет за досками: дешево и быстро. А еще лошадей у иноземцев выписал, буду их разводить в кобыличьей конюшне. Петр Федорыч обещался за казенный счет их выкупать для войска. Что ж мне отказываться-то от сего? Прибыток, чай, раза в три больше прежнего.

Шереметев, сверля его глазами, надменно усмехнулся:

– Неплохо ты, Федор Иваныч, развернулся, да токмо… С нами, князь, с нами – и ты, и кум твой, Бориска Лыков. Аль, чаешь, я не ведаю, как вы к Петруше убивца подсылали, когда он еще на моем дворе стоял?

Рот у Мстиславского приоткрылся, борода затряслась, он в растерянности уставился на собеседника.

– Господь с тобой, батюшка, чтоб я… Да ни в жисть… Откель же такое измышление…

Бывший регент встал, вытер рукавом рот, поправил усы.

– Нет нужды лукавить, князь, – мягко сказал он. – Мне все ведомо, так что вам обоим теперича либо меня держаться, либо на плаху отправляться. Да ты не горюй, сдюжим. Выпьем еще с тобой на пиру у царя Михаила. Приходи завтра после заутрени, да сторожись, чтоб кому из Охранной избы на глаза не попасться. Будем будущность решать.

Похлопав боярина по плечу, Шереметев протопал по скрипучим половицам к двери. А Мстиславский смотрел ему вслед и крестился дрожащей рукой.

* * *

Всю ночь Федор Иванович Мстиславский ломал голову. Ох, как не хотелось ему присоединяться к заговору! Как ни крути, выгоды с того никакой. Выгорит дело, придет новый царь – так еще неизвестно, как при нем обернется. А нет – и вовсе головы лишишься. Но что делать, раз уж имел глупость когда-то покушаться на Петра. И после утренней службы он поплелся в дом Шереметева.