Однако это получалось не очень убедительно. Сам факт широкого экономического сотрудничества Кубы с Советским Союзом и соцстранами убеждал американцев в обратном. После десятилетия оголтелого антикоммунизма и маккартизма американские политики считали «чёртовым коммунистом» любого, кто высказывал идеи и взгляды хотя бы чуть более левые, чем у никарагуанского диктатора Сомосы.
После начала повсеместной национализации предприятий и превращения экономики Кубы в государственную, с сохранением относительно небольшого частного сектора, притворяться дальше стало и вовсе бессмысленно. На самой Кубе антикоммунистические настроения удалось в целом успешно преодолеть, хотя и не без отдельных эксцессов, вроде мятежа Убера Матоса, а отношение американцев к кубинской революции было так или иначе не изменить, это было так же трудно, как вылечить у пациента психбольницы паранойю.
8 ноября 1960 года, после приема в советском посольстве по случаю годовщины Октябрьской революции, в четыре часа утра (!), Фидель Кастро зашёл «выпить чашечку кофе» в редакцию кубинской коммунистической газеты «Ой», где и поведал опешившим от столь раннего визита высокого гостя репортёрам, что ещё с университета читает «марксистскую литературу». К огромному удивлению и журналистов, и наборщиков, и даже сопровождавших его соратников, Кастро назвал себя марксистом и коммунистом. В конце своего монолога он заявил, что у Кубы нет иного пути, чем строительство социализма: «Москва – это, в конечном итоге, наш мозг и главный руководитель, и к её голосу надо прислушаться»
.В Москву немедленно ушла телеграмма о том, что Фидель Кастро наконец–то «определился», точнее, обнародовал свои тщательно скрываемые взгляды и политические симпатии. Чуть позже Фидель сделал ещё одно заявление, о том, что отныне посты в кубинском революционном правительстве должны занимать коммунисты. Вскоре Кастро действительно стал привлекать коммунистов для работы в своем правительстве, навлекая ещё больший гнев представителей правых партий. При этом Кастро выжидал, как отреагируют на его сенсационное «личное признание» на самой Кубе, в Северной Америке и Советском Союзе. О том, что Куба будет развиваться по социалистическому пути развития, Фидель объявил только через полгода.
Заявление Кастро для многих прозвучало как гром среди ясного неба. Ещё месяц назад Че Гевара в интервью американскому журналу «Look» говорил, что Фидель никакой не коммунист, а «Движение 26 июля» является революционно–националистической организацией. Именно после встречи команданте с редакцией газеты «Ой» американская администрация окончательно определила свою позицию в отношении Кастро, и вторжение стало неизбежным.