Доверьтесь мне. Я – доктор

Идя назад в отделение, я размышлял о том, что говорил Суприи, понимая, что в действительности обращался сам к себе. Я пришел к выводу, что если позволить одному происшествию, одной ошибке изменить твой жизненный путь, это будет еще большей ошибкой. Мы с Суприей сделаем для людей гораздо больше, если останемся и продолжим работать врачами, чем если признаем свое поражение и уйдем. А еще я думал про мистера Кирожака, который постоянно нуждается в помощи, – став консультантом по управлению, я точно ничем ему не помогу. К моменту, когда я добрался до отделения, решение было принято – я остаюсь в медицине. И словно тяжелый груз упал у меня с души.

Вторник, 18 мая

На прошлой неделе я обнаружил в больнице секретную службу, о существовании которой до сих пор не имел понятия. Случаются ситуации, в которых медицина бессильна. Никакие снимки, анализы крови и лекарства, имеющиеся в нашем распоряжении, помочь не могут. Потом они долго вспоминаются: случаи, в которых ты вынужден был сдаться. Однако служба, на которую я наткнулся, помогает в самых безвыходных ситуациях – настоящая панацея перед лицом безнадежности. Вы спросите, что это за чудо-средство? «Звонок священнику». Для растерянного интерна – настоящий дар небес. Раньше я считал, что только доктора да те, кто так и не разобрался с мобильным телефоном, до сих пор используют пейджеры. Однако по всей стране днем и ночью, положив пейджер рядом с рюмочкой шерри и свежим номером «Радио Таймс»,

сидят священники на дежурстве. Можно даже выбирать вероисповедание. Это как доставка пиццы. На больничном коммутаторе есть их номера, ты просишь тебя соединить, и через полчаса – бинго! – твои молитвы услышаны: священник приезжает.

Мистер Бернард – один из таких безнадежных случаев. Его, распростертого у двери, обнаружил молочник, когда заглянул в щель для писем. Он пролежал так трое суток. В больнице у него обнаружили кровоизлияние в мозг. Помочь мы ничем не могли; лопнувший сосуд продолжал заливать мозг кровью, кончина пациента была лишь вопросом времени. Но самое грустное здесь то, что мистер Бернард совершенно одинок. Ни одна живая душа в мире не тревожится о нем. Никто не стоит в слезах у его постели. Только медсестры и я.

Из предыдущих записей в карте я узнал, что его жена скончалась 5 лет назад. Они были женаты 66 лет. В графе «ближайшие родственники» указано имя соседа; когда я ему звоню, выясняется, что тот даже имени мистера Бернарда не знает.

– Я просто выглянул узнать, что за шум на лестнице, и водитель скорой записал мои данные. Я с ним практически не знаком. Ну, мы могли иногда поболтать, если встречались в магазине, не более того, – объясняет сосед.

– А у него есть семья? Хоть кто-нибудь? – спрашиваю я, не в силах поверить, что человек может остаться абсолютно один.

– Не знаю. Не думаю. Слушайте, извините, уже поздно. Мне пора ложиться, – следует ответ.

Не может такого быть, чтобы никто о нем не волновался. Что же это за мир, если даже соседи для нас чужие? И тут в его карте, над графой с родственниками, я замечаю пункт «религиозные убеждения», где кто-то вписал «католик». Я никогда раньше не обращал внимания на эту строчку, не говоря уже о том, чтобы как-то использовать информацию оттуда. Сейчас полночь, мистеру Бернарду становится хуже, и я не могу смириться с мыслью, что он умрет в одиночестве. Временами всем нужны друзья со знакомствами в верхах, и у меня такие есть: я набираю диспетчерскую и спрашиваю, нет ли у них на примете священника.

– Да-да, есть дежурный священник, я отправлю ему вызов на пейджер от вашего имени.

Пару минут спустя я говорю с отцом Стивеном.

– Я просто подумал, вы можете помочь: причастить его или что-то в этом роде. Побыть с ним, – объясняю я.

– Никаких проблем, уже еду, – отвечает отец Стивен.

Прежде чем я успеваю три раза прочесть «Аве Мария», он входит в отделение со святой водой в одной руке и пачкой сигарет в другой. Это невысокий плотный мужчина с серебряными волосами и в круглых очках. Он подмигивает мне:

– Вы сделали все, что могли, теперь я о нем позабочусь. Помолюсь за него. Идите, отдохните немного.

Отец Стивен проводит у постели мистера Бернарда 3 часа, по истечении которых тот умирает. Мы с отцом Стивеном стоим на улице и курим, любуясь рассветным солнцем. Он дежурит с пяти утра прошлых суток. Я на его фоне – абсолютно незанятый человек. Меня поражает, как можно, ежедневно видя хрупкость человеческой жизни, продолжать верить в Бога. Теннисон писал: «Молись за душу, больше сил в молитве, чем мыслит этот мир». Искренне надеюсь, что это так. Прощаюсь с отцом Стивеном и иду назад в больницу.

Среда, 19 мая

Льюис и доктор Палаши выходят на перекур с Руби и со мной. Они тошнотворно счастливы вместе, разве что не могут договориться, в какой цвет покрасить гостиную. Льюис достает образец обивки. Руби закатывает глаза. Мокко для нее – это разновидность кофе, а не цвет мягкой мебели.