Доверьтесь мне. Я – доктор

Сегодня был великий день. Сегодня я получил подтверждение того, что большинство людей знает и так и что я отныне считаю доказанным: все врачи – лицемеры.

Мы с Руби этим вечером заглянули в пивную, чтобы отпраздновать знаменательный факт, что ни один из нас не дежурит и не вымотался до полного изнеможения. Собственно, мы были настолько преисполнены сил от перспективы через месяц расстаться с интернатурой в терапии, что после обеда полностью отмыли ванную. Ладно, отмывал один я, пока Руби, пристроившись на краю раковины, показывала места, которые я пропустил. Потом мы пошли пообедать, а потом в паб, выпить с друзьями. Наконец, все стали расходиться, и мы с Руби вышли на улицу подождать такси. Присев на скамейку в пустом садике перед пабом, мы курили и глядели на звезды. Но через пару минут стало ясно, что мы там не одни. Откуда-то сзади до нас донесся шорох, кто-то заворочался на скамейке, а потом щелкнула зажигалка. Я обернулся. В темноте мне удалось разглядеть темную фигуру в сотне ярдов от нас и крошечный бледный огонек сигареты у нее в руке.

Руби тоже оглянулась.

– Ой, у меня прямо мурашки побежали, – прошептала она. – Я и не заметила, что там кто-то есть. Откуда она взялась?

Я повнимательней присмотрелся к тени, которая встала и теперь двигалась прямо на нас и которую мы с Руби ясно узнали: загадочная противница курения, донимавшая нас все эти месяцы за корпусом скорой помощи. Она определенно была пьяна, держала в руке сигарету и шагала нам навстречу заплетающейся походкой.

– Ну здрасьте, вы оба, – сказала она, с трудом ворочая языком, – я тут… я как раз… ну, мне пора домой.

И удалилась в темноту.

Мы с Руби, пораженные, застыли в молчании.

– Поверить не могу, что она тайная курильщица! После всех ужасов, которыми она нас пугала. Вот лицемерка! – воскликнула Руби с нескрываемым удовольствием. И глубоко затянулась сигаретой.

Июль

Четверг, 1 июля

Миссис Майчек всю жизнь работала и откладывала деньги. На следующей неделе ей исполняется 94 года.

– Просто дайте мне умереть у себя дома. Вы же не против, дорогой мой? – просит она доктора Пайка. – Я не хочу в дом инвалидов, у меня есть свой дом, очень хороший.

Он игнорирует ее мольбы.

– Для вас там небезопасно, – отвечает доктор Пайк.

У меня сердце разрывается от этой сцены. Миссис Майчек несколько раз падала, и это ее четвертая госпитализация за последний год, поэтому было решено, что она не может вернуться в свой маленький загородный домик, где жила всю сознательную жизнь. Она стала рассеянной и забывчивой, но дом свой хорошо знает и хочет вернуться туда.

– Боюсь, это невозможно, – говорит доктор Пайк. Хотя бояться тут следует миссис Майчек, и я понимаю почему.

Доктор Пайк отворачивается и, увидев мое лицо, пожимает плечами.

– Это шоу-бизнес, – говорит он.

Я стискиваю зубы. Часть меня твердит, что мы должны отправить ее домой, и пусть уж лучше она упадет там и умрет, чем будет заживо гнить в казенном учреждении, где все ей чужое. Разве не лучше будет прожить меньше, но в родном доме, полном воспоминаний, где она знает каждую мелочь, чем протянуть еще пару лет в совершенно незнакомой среде? Но я понимаю, что при современном законодательстве, оградительной медицине и принудительном уходе это не вариант. Как только она попадет в дом инвалидов, дороги домой уже не будет. Домик, принадлежащий ей, продадут, чтобы платить за уход, который она станет получать.

Как так выходит, что в зависимости от места жительства и диагноза человек может получать уход бесплатно, в то время как другим приходится за него платить? Глядя на стариков, которые не могут жить самостоятельно и нуждаются в уходе, начинаешь думать, что основополагающий принцип Национальной службы здравоохранения – бесплатные медицинские услуги всем и каждому – в нашей стране давно позабыт.

Корни нынешней ситуации уходят во времена основания Национальной службы здравоохранения, и чтобы понять, почему так происходит, надо заглянуть в прошлое.