Доверьтесь мне. Я – доктор

Начав работать врачом, я довольно быстро стал равнодушен к рутинным мелким унижениям, которым приходится периодически подвергать пациентов. Для меня больше нет ничего святого. С учетом количества больных, проходящих через мои руки, в человеческом теле не осталось ни одного укромного уголка, который я бы не обследовал, ни одной функции, которую бы не проверял, ни одной интимной зоны, в которую бы не забирался. Что бы сейчас ни пришло вам на ум – я там побывал. Если вдруг вы читаете это за завтраком, прошу прощения.

Впервые когда мне предстояло обследовать пациенту задний проход, я был в полном ужасе. Руки тряслись, а на лбу выступали капли пота, пока я объяснял мужчине, сидящему в боксе в отделении скорой помощи, что сейчас буду делать. Такой осмотр сокращенно называется PR – не правда ли, наводит на мысли об абсолютно роскошных вечеринках с шампанским и канапе, но на самом деле на латыни аббревиатура расшифровывается как per rectum, а переводится приблизительно как «через задницу». Поскольку нам приходится обсуждать результаты обследований в отделении при пациентах, я понимаю склонность докторов к использованию акронимов и мертвых языков, на мой взгляд, полностью оправданную.

– О, не беспокойтесь, – ответил на это пациент, – надо так надо, я понимаю.

Я нервно улыбнулся, мучительно стараясь натянуть резиновые перчатки на свои дрожащие пальцы. Человек, который их изобрел, явно не думал об интернах, приступающих к своему первому ректальному осмотру. Чем сильнее ты волнуешься, тем труднее их надеть, а чем дольше ты их натягиваешь, тем глупее выглядишь перед пациентом, и от этого начинаешь волноваться еще сильнее. В результате приходится действовать теми пальцами, которые ты кое-как запихал в латекс, неважно, попали они на свое место или нет.

Возникла короткая пауза; пациент обвел глазами бокс. Когда я уже готов был приступать, он тихонько кашлянул и, оглянувшись через плечо, спросил меня:

– А разве не нужна смазка?

Он вроде хотел помочь, но, судя по взгляду, на всякий случай прикидывал, как быстро сможет натянуть штаны обратно и сбежать в коридор.

В результате для меня эта процедура оказалась куда более унизительной, чем для него.

Теперь, спустя почти год, я настолько привык делать с людьми всякие неприглядные вещи, что провожу ректальные осмотры и глазом не моргнув. Пациентам нравится думать, что их случай особый, что они уникальны. Тот факт, что за утро это может быть у меня уже десятый сердечный приступ, мало их утешит. Однако когда они понимают, что ты выполнил подобных осмотров больше, чем стоит на пляже лежаков в солнечный день, то заметно расслабляются: тут им нравится, что они не такие особенные. Тем, кого ждет неприятная процедура, наверняка не помешает знать, что врач в процессе обычно думает о более важных вещах, например, куда задевал ключи от машины и что осталось в холодильнике на ужин. Конечно, есть время и есть место, когда пациентов следует рассматривать как личностей, но бывают моменты, когда лучше их воспринимать просто как очередной объект для обследования, которое необходимо провести. Это не только позволяет врачу сохранить здравый рассудок, но и для пациента делает ситуацию более сносной.

Изгнав из головы иллюстрации из «Всех созданий, больших и малых», которые могли прийти ей на ум, я обследую миссис Голдсуорси.

– Ну вот и все. Ничего страшного, правда? – спрашиваю ее, оправляя простыни на кровати.

– Пожалуй, да. Думаю, если кому и было неприятно, так это вам, – хихикает она.

Когда я выхожу из бокса, она меня окликает:

– Не забудьте ключи от машины!

Оборачиваюсь и вижу, что они лежат на ее тумбочке.

– Ах вот они где! – восклицаю я. – А я-то гадал, куда они подевались.

Суббота, 17 июля

Еду домой навестить маму. Двери, однако, мне открывает сестра.

– О, привет, Элен, ты тоже идешь с нами на ланч? – спрашиваю, заходя в дом.

– Да, мы решили прийти повидаться с тобой, – отвечает она.

– Мы?

– Да, мы с Тоби. Он приехал побыть со мной в выходные. Потом пойдем с ним на шоппинг, и он купит мне платье, которое я заприметила в городе. Правда, пока он об этом не знает, так что ничего ему не говори, понял?

Тоби появляется из гостиной и пожимает мне руку. Мы обмениваемся парой замечаний о работе, прежде чем мама призывает его обратно.

– Уверена, у меня астма. А может, это сенная лихорадка? Как отличить одно от другого? – спрашивает она, пару раз кашлянув, чтобы было понятнее.

– Он дерматолог, – встреваю я, – дай ему передышку.

В глубине души, однако, я даже рад, что появился кто-то, на кого можно переложить груз нашей фамильной ипохондрии.

Тоби держится молодцом, явно пытаясь произвести хорошее впечатление.

– О, все в порядке, – широко улыбается он маме, – я не против.

– В таком случае, – объявляю я, закатывая рукав и демонстрируя пятно на запястье, – погляди-ка, это контактный дерматит?

Пятница, 23 июля

Льюис на следующей неделе уходит в отпуск, и это его последний день на работе. Мы прощаемся в дежурке.