Довмонт. Неистовый князь

– Я попросил тебя запомнить, что сказать художнику, – закипая, зловеще промолвил Анри. – Ты, верно, забыл? А ну-ка, повтори!

– Ничего я не забыл, – Карл обиженно сверкнул глазами. – Так и сказал, как вы, господин, просили. Передал слово в слово, в точности. Все поле щита разделить на четыре части. В двух изобразить ваш родовой герб – серебряная голова на лазоревом поле, и в двух – герб Нормандии, на червленом поле два золотых льва.

– Это, по-твоему, львы, прохвост?! Это какие-то облезлые кошки! А голова? Почему она белая?

– Ну, наверное, серебряной краски не было. Вы ведь сами просили быстрей.

– А что же этот художник? Он что же, не знает, что нельзя накладывать финифть на финифть, а металл на металл? Серебро – металл, а белое – это финифть. И лазоревое поле – финифть тоже. О, Пресвятая Дева, о святой Денн! Да видели ли вы когда-нибудь столь безмозглого дурня? Вот тебе, вот, получай!

В ярости молодой рыцарь принялся награждать слугу увесистыми тумаками.

– Вот тебе, вот! Да ты к художнику ли ходил?

– К богомазу, – признался-таки слуга. – Но он тоже мастер. Из Менска.

– Из Менска! – передразнил англичанин. – Откуда в Менске знать о металлах и финифтях? Ну и слуга у тебя, Генри. Я б его точно убил.

Наступившая ночь тоже не принесла славному нормандскому рыцарю никакого покоя. Поначалу рядом с шалашиком, у костра, скулил служка – пришлось бросить в него башмаком. Потом где-то невдалеке послышались истошные женские вопли. Верно, кто-то кого-то бил… но зачем же ночью-то? Что, дня мало?

Вне себя от гнева, нормандец прицепил к поясу меч и решительно направился к источнику воплей… оказавшемуся намного дальше, нежели он почему то думал. На самой окраине лагеря, на берегу небольшого лесного озерка, росла старая осина, к стволу которой была привязана женщина. Руки ее были стянуты ременной петлей и задраны вверх. Икры ног тоже стягивали путы, наложенные прямо поверх длинной юбки или подола платья. Женщина – точнее, медноволосая молодая дева, была оголена до пояса. Рядом с ней стоял дюжий орденский брат в длинной белой рясе с изображением большого черного креста и старательно охаживал несчастную плетью! Да еще как охаживал! С каким неистовым старанием и самой настоящей любовью. Поистине так. Вот только любовь эта, скорей, относилась к процессу битья, нежели к стонущей девушке. Кровавые полосы одна за другой вспыхивали на спине несчастной, бедняжка кричала от боли и старалась вырваться – да только тщетно. Рядом горел костер, в небе ярко светил золотой месяц.

Внезапно опустив плеть, крестоносец подошел к девчонке поближе и резко ударил в скулу. Странный вышел удар – бил-то он сзади, девушка, на свою беду, лишь повернула лицо.

– Будешь так орать – выдавлю тебе глаза, – негромко предупредил рыцарь. – Хочешь?

Дева взмолилась, забилась в рыданиях, из больших, серых глаз ее потекли слезы:

– Пожалуйста, не надо. Я вам ничего не сделала…

– Ты – мерзкая языческая тварь!

– Я… я приняла крещение… вы знаете, святой брат…

– Сам дьявол тебе брат! А от твоего крещения самого Бога тошнит. А ну-ка…

Крестоносец вновь поднял плеть, но молодой шевалье, подскочив, перехватил его руку:

– Негоже для благородного рыцаря столь неучтиво обращаться с дамой!

– Она не дама… Постой! А ты кто такой?

Крестоносный брат повернулся, желтые отблески костра отразились в бесцветных и злобных глазах его, словно адское пламя.

– Я – шевалье Анри де Сен-Клер, рыцарь… и друг славного маршала Анри Ботеля, – опустив руку тевтонца, церемонно представился нормандец.

– А мне плевать, чей ты друг! – крестоносец явно разозлился. – Клянусь святой Марией, если ты, щенок, вознамерился мне помешать…

– Вы, кажется, обозвали меня? – Анри живенько извлек из ножен меч. – В таком случае придется уже мне проучить вас…

Рыцарь тоже выхватил клинок и, отпрянув, первым нанес удар, совершив длинный выпад. Опытный в разбойных делах шевалье де Сен-Клер мгновенно ушел с линии вражеской атаки и, в свою очередь, ударил тевтонца в шею… Увы, не попал – злодей оказался не лыком шит и умел постоять за себя.

Вот снова выпад. Удар. Отскок… В те времена клинки редко бились друг об друга. Но здесь вот – пришлось, щитов-то не было, как не было и латных рукавиц, и панциря, и кольчуги.

Удар следовал за ударом с такой частотой и силой, что на всю округу стоял звон, ничуть не хуже колокольного!

На звон этот и на крики девушки сбежались рыцари и оруженосцы. Те, кто ночевал поблизости. В числе первых прибежал и юный слуга нормандца. Вспыхнули факелы, хотя на берегу озера и так было довольно светло. Какой-то человек в светлом плаще, высокий и длинноносый, заорал не терпящим возражения тоном:

– Я – принц Карл Датский! Что здесь, черт подбери, производит? Девку не поделили? А ну, живо вложили мечи в ножны. Вложили, я сказал! Иначе я прикажу своим арбалетчикам пристрелить вас, словно псов! А ну, парни…

Арбалетчики – это было серьезно. Суровые датские парни шуток не любили. Услыхав приказ своего господина, воины враз уперли арбалеты стременами в землю, натянули тетивы – ловко и споро.

Анри с немцем переглянулись… опустили мечи.