Небо почти сплошь заволакивал неприятный лиловый туман. Сквозь него мутно просвечивал белесый диск чужого солнца. Лишь в одном месте, над самой стеной, в разрыве марева виднелся клочок темно-синего, словно бы вечернего неба. Если туман стоит не круглосуточно, ночью можно попытаться определить по звездам, куда его затащили…
Заложив руки за спину, как и полагается заключенному, Меншиков бродил вокруг дома, смотрел под ноги и думал, почему робот уверял, что взобраться на деревья невозможно. Откуда тут земные деревья, кстати? Меншиков обернулся лицом к своей короткой тени, и тут его осенило.
Липы не отбрасывали тени, словно привидения из старинных сказок! И сам Меншиков, и дом, и шар, и стена — все отбрасывало тени, кроме раскидистых лип.
Меншиков быстро подошел к ближайшему дереву, хлопнул ладонью по стволу. Ладонь прошла насквозь, и спасатель пошатнулся, потеряв на миг равновесие. Не было никаких лип. Иллюзия. Голограмма. Вот уж воистину липа…
Он побрел дальше. Через несколько шагов в мозгу возникла странная заноза — так бывает, когда утром пытаешься вспомнить только что растаявший сон, но никак не удается. Что-то нужно было вспомнить немедленно — звук, движение, лицо, мысль? Что?
Ощущение, вот что. Меншиков прокрутил в обратном порядке мысли, догадки и впечатления невеселой прогулки и понял, что вспомнить нужно было ощущение твердого под ногой.
Плотная влажноватая земля хорошо сохраняла следы, и он сразу нашел подделку-липу, по которой пытался похлопать ладонью, то место, где он при этом стоял. Он опустился на корточки, стал просеивать в ладонях землю из своих следов.
Третий след подтвердил, что твердое под ногой не померещилось ему. На широкой ладони Меншикова лежала тяжелая пуговица — из настоящего олова, с ушком, с выпуклым силуэтом животного, о котором несведущий сказал бы, что это собака, так сказать собака вообще, безликий «канус», а посвященный моментально опознал бы дикую собаку динго. Пуговица с форменной куртки «Динго». Именно с куртки — на форменных рубашках пуговицы поменьше и полегче.
Меншиков зажал пуговицу в кулаке — она могла принадлежать только Алену Ле Медеку или Гришке Бильджо. Оглянулся и занялся планомерными поисками и быстро обнаружил многозначительные подробности, на которые в другое время, не найдя пуговицы, не обратил бы внимания, пропустил мимо глаз. Кусок стены — чуть-чуть посветлее, чем вся остальная стена. Десятка два плиток дорожки чуть-чуть новее, чем все остальные плитки. Угол дома, выглядевший так, словно на этом месте какая-то сила вырвала кусок, а потом повреждение аккуратно заделали. Наконец, Меншиков отыскал крохотный кусочек прочного легкого материала того же цвета, что и шары-церберы, — видимо, не замеченный теми, кто убирал другие куски. Если только другие куски были…
Гадать насчет подробностей бессмысленно, но ясно одно: пленники пустили в ход бластеры, то ли один, то ли оба вместе. Кроме них, среди пропавших без вести не было ни одного Динго, а бластеры полагаются только Динго.
Плевать на подробности, но исход, финал? Погибли они в схватке, или их только обезоружили, и они там, в доме? Вы понимаете, что мы можем сделать втроем, вооруженные тем, что я привез с собой?
Он хотел бежать к дому, но справился с порывом, сделал то, что следовало сделать с самого начала, — вынул гребешок, тот гребешок, причесался, нажал на крайний зубец.
Датчик молчал — никакого силового поля вокруг тюрьмы нет.
В доме прозвучал гонг — сигнал к обеду. Теперь можно и поторопиться.
По дорожке полз большой зеленый жук, и Меншиков мимоходом с размаху наступил на него. В его задачу не входил сбор коллекции инопланетных жуков, да и насекомых он терпеть не мог с детства, с того времени, когда трехлетнего Пашку ужалил огромный шмель.
Уже взявшись за ручку двери, он подумал: а ведь следует удивиться всем этим чудесам, вроде бы пора…
— Ладно, — пробормотал он сквозь зубы. — Будем считать, что я удивился.
Глава 5. Сокамерники
Меншиков рванул дверь столовой так, словно собирался вырвать ручку. Столовая была как столовая — десяток столиков на четыре человека каждый, яркая и легкая современная мебель. Блестящая стойка киберкухаря в углу. И очередь к стойке — четыре человека, всего четыре…
Глаза Меншикова работали, как нерассуждающий фотоаппарат. Ему показывали снимки, он знал в лицо всех исчезнувших и помнил их имена. Абдель Фатах, бортинженер «Босфора», — смуглый курчавый парень, похожий больше на сицилийца, чем на турка; Кирилл Белаш, навигатор «Хобби-та», — богатырь северного типа; Роми Канут, врач «Магеллана», — красивая светловолосая девушка; Тарас Лихов, пассажир «Магеллана», — пожилой мужчина со старомодной чеховской бородкой. У Белаша на поясе огромный тесак в металлических ножнах — странно, «Хоббит» был балкером обычного типа, и такие ножищи в его снаряжение никогда не входили.