Читаем Дождь в Париже полностью

Насчет квартиры ни до чего они в тот раз не договорились. Позже Ольга сообщила ему цену двухкомнатки в их районе, разделила ее пополам. Эту половину и предложила Андрею выплачивать частями. «Если вдруг цены сильно подскочат, будем решать позже. Надеюсь, не доходя до суда». Он подумал и согласился. Разменивать, переезжать показалось куда более сложным и тяжелым процессом. Да и двушка есть двушка, не однокомнатная камера с кухонькой и туалетом. А ведь будет новая жена, появятся дети. Как без них?

Согласился, но к Ольге стал испытывать что-то вроде отвращения. Да она сама, кажется, хотела стать ему противной. Чтоб он поджег пресловутые мосты и со своего края… И когда Андрей узнал, что у нее появился новый муж – человек на два года моложе ее, но уже неслабый по местным меркам бизнесмен, – боли не почувствовал.

Впрочем, он и сам не оставался затворником. Девушки пошли косяком вскоре после того, как устроился в «Джент». С одними знакомился прямо в магазине, с другими – через общих знакомых, о третьих – с ними учился в одной школе, в институте – вспоминал и предлагал встретиться. Девушки с легкостью, каждый раз удивлявшей его, соглашались посидеть в кафешке, потом, чаще всего, – поехать к нему. Многие все с той же удивительной легкостью прекращали отношения, уловив, что Андрею с ними скучно, неинтересно, что секс не такой, какого он ожидал или они ожидали; что они, в общем, не подходят друг другу.

Временами казалось, что этот конвейер никогда не остановится. Нет, остановится, конечно, когда наступит старость, бессилие. И он обнаружит себя в этой квартире одиноким, немощным, выдавленным до последней капли.

* * *

– Ну да, – усмехнулся Топкин, отдышавшись после очередной порции кальвадоса. – К этому все и идет.

Посмотрел на себя в висящее на стене зеркало. Неровный, расширяющийся книзу овал, бороздка, из-под которой высовывается второй подбородок, две дугообразные вертикальные борозды у рта, мясистый нос с порами, темные набрякшие нижние веки, брови с седыми волосками, волоски и на ушах, кривые волны морщин на лбу, которые не исчезают, даже когда вытягиваешь лицо… Глубокие залысины медленно подползают к макушке…

Нет, сорок лет, сорок прожитых лет никуда не спрячешь, ничем не замажешь.

Пора думать, чтоб как-нибудь более-менее пристойно дожить эту жизнь. Первую и последнюю. Другой не будет.

– Да ладно, брось. Люди в пятьдесят жить начинают. И позже.

Оторвался от зеркала, шагнул к столу, плеснул в стаканчик еще. Внутри жалобно попросило: «Не гони!» Но Топкин не послушал, влил в себя горькое, жгучее. Откусил камамбера прямо от кругляша. С трудом проглотил.

Нет, конвейер девушек кончился. Точнее, прервался. Появилась Женечка и задержалась на два с лишним года. От нее остались два штампика в паспорте: «Зарегистрирован брак», «Расторгнут брак». Да нет, еще воспоминания остались. И светлые, и до сих пор вызывающие жуть. Вперемешку. Словно бы Топкин то оказывался на теплом пляже, то ухал в ледяную яму на реке Элегест, а потом снова выбрасывался на мягкий песочек, под солнышко.

Женечке очень подходило ее имя. Такая пухленькая куколка, каких делали в СССР, но в ней в любой момент мог проснуться пацаненок и повести ее черт знает куда.

Они и познакомились в довольно экзотическом месте – в пункте проката байдарок и другого туристического инвентаря под названием «Аржаан».

Андрей тогда уже уволился из «Джента» и стал благодаря парню из их школы, Паше Бахареву, сотрудником этого пункта. К выдаче его поначалу не подпускали, и он осваивал ремонт байдарок, заклеивал дыры и порезы на палатках, был на подхвате, а чаще слушал рассказы главного в «Аржаане», старого туриста Юрича.

Юрич – на самом деле его звали Юрий Антонович – приехал в Туву откуда-то с Волги в семидесятые годы, после окончания техникума. Работал на стройках, а в свободное время лазал по горам, сплавлялся по рекам. И теперь с грустным удовольствием, как о встреченных в жизни красавицах, вспоминал шиверы, карнизы, перевалы, холодные ночевки.

Иногда он сопровождал на сплавах приезжие туристические группы, но если только маршрут был не особенно сложным. «Здоровье не то уж», – оправдывался.

Однажды в «Аржаан» влетела стайка совсем молодых ребят.

«А сколько байдарки стоят?»

«Они не продаются, – строго ответил оказавшийся в зале Андрей, – это пункт проката».

«Ну да, ну да! А сколько прокат?»

«Это зависит от количества дней, на которые арендуете, от маршрута. В стоимость входят риски. К тому же байдарки бывают разные».

«Какой вы скучный! – вдруг сказала невысокая девушка с блестящими глазами; светлые волосы, собранные в пучок у самой макушки, топорщились, как хвост у жеребенка. – Я думала, здесь романтики работают, а здесь… Какая-то опять бюрократия».

Она напомнила Андрею девушек из фильмов шестидесятых. Ее живость одновременно и притягивала, и раздражала.

«Романтикам и ум не мешает», – появился из задней комнаты Юрич и стал допрашивать молодняк, зачем им байдарки, куда собрались.

«Да мы тут недалеко, – поняв, что попали на специалиста, замялись те, – по Сейбе поплаваем…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза