Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ)

- Не боишься? За головенку? — потянулся канальщик налить себе вина. Рядом с бутылью нож, слоить мясо. С мечом толком не развернешься, тесно. Успеет среагировать. А вот ножичек самое оно. Сподручно. Не прикончить, так самоуверенности мальцу поубавить. Метки на роже подновить, да разнообразить. А то и в глаз вогнать.

Унгриец одобрительно покачал головой — давай, пробуй!

Ох, и чесалось Китцу вздуть нахального щенка. Но мудро отказался от всяческих резких телодвижений. Но мандраж свой доведется, припомнит.

- За чью? — уточнил Колин, удобно развалясь. Даже чуточку сполз полулежать.

Ногой в стол и назад перекатиться, - прочитал Китц действия юнца в случае забав с ножом. И тут же сообразил, не в стол, а в блюдо, выступавшее за край. — Точно зубы черепком выбьет! — даже ошалел канальщик от дерзкой задумки сопротивляться. — Не…. не будет он, что крысенок по углам метаться. Да и не загонишь его в угол, - уже трезво рассуждал гостеприимный хозяин. - Самого бы не загнал.

- За свою, за чью еще, - подсказал канальщик дарованию потрошить ночных и дерзких.

- Моя при мне, - забавлялся унгриец, терпеливо дожидаясь, когда забавляться обоим надоест.

- Временно, - смаковал Китц вино и слово. Ни от того ни от другого, никакого удовольствия. Не любил он, когда все разом и не по его.

Чего же про парнишку не рассказали? Или Удав проушанил, толком не вызнал?

- Нет более постоянного, чем временное. А вы легковерны, - Колин уселся ровней, говорить о важном. - Яблочком не угостите?

- Не похож на голодного-то, - отказал Китц, вглядываясь собеседнику в порезанную рожу. Все что он сейчас чувствовал, желание наподдать сосунку. По-отечески привить науку уважения к старшим. Раз у других руки не дошли.

- Как скажите. А за приятеля еще поблагодарите, - нахально заявил унгриец. - И вы и он, как оклемается. Сохранил вам от вас же.

- Удав слишком ценный подручный, разбрасываться.

- Но не ценней того, о чем будем договариваться.

- Считаешь, такое возможным? — не стал отказываться Китц выяснить из-за чего весь сыр-бор. Видывал он парней и рисковей. Тех, кому легко все давалось. С серебряной ложечкой во рту родились. Правда и жили такие, что мотыльки-бабочки. Раз и погорели на очередном фортеле.

Удача не баба - раком не поставишь, - к месту, в тему поговорка. Кому как не ему, разменявшему пятый десяток, знать.

- Заверяю, вы столько не заработаете нигде, никогда и, ни у кого. И не наворуете, и не награбите и не отберете, даже за сто лет.

- Ну-ну. Пока даже на языке не сладко.

Оуф Китц никогда не жаловался на судьбу. Грех пенять Всевышнему на житуху и отпущенные таланты. Кому ума три меры вложено, кому руки золотые приданы, кому знатность и родовитость досталась. Оуфу Китцу перепало безошибочное чутье на прибыток. На богатую в деле добычу. И вот, сидя напротив зеленого юнца, невесть кого из себя возомнившего, а скорей всего неких людей представляющего, которого терпел в силу собственного желания и любопытства, он готовился услышать волнующую сказочку, про молочные реки и кисельные берега.

- Так и ваш друг Виллен Пес в начале говорил.

- Он мне не больше друг, чем городской палач.

- Палач-то вам, чем насолил? — пошутил унгриец. Китцу не смешно. Гостю плевать. Он имел в виду совсем другое. - Послушайте, качир…

Тальгарское словечко шершавило слух, что точило клинок.

-… в одного не получится. Или получится, но плохо. Плохо не подходит.

- А я еще ничего не услышал из того, что подойдет лично мне.

- Вион Ренфрю, - выдал Колин волшебное имя.

- Что-что-что? — канальщик подался вперед, едва не свернув стол. Оказывается он еще способен удивляться. И еще находятся люди способные его удивить. Черезмерно.

- Вион Ренфрю, - довольный хлопок по подлокотникам сменить позу. Расшевелил-таки старого мерина.

- Гы… Гы-гы… Гы-гы-гы…. Ты ненормальный, барон? — сдерживал подкатывающий смех канальщик. — Ты соображаешь, о чем мне толкуешь?

- У тебя сомнения?

Китц неуважение пропустил. Как оно дальше будет?

- И очень… очень большие.

- Напрасно…, - готов доказывать Колин.

Придется повозиться, - не особо огорчился унгриец.

- Вот скажи, у кого сейчас больше всех в мошне в Эгле?

- У короля, — не подумав, ответил Китц.

- Я этого бреда не слышал, - возмутился Колин наивностью тертого мужика.

- У солеров или попов, - пустился гадать канальщик.

- Очень неверно. У торгашей. Особенно зерном и мукой.

- А причем тут Вион?

На всякого должен иметься свой, камень за пазухой и Колин выложил перед Китцем шесть ноблей. Три старых и затасканных, и три новых, ярких что яичный желток. Тридцать серебряников по два раза, - сказал бы, но не осудил тринитарий.

- Эти, - палец Колина подвигал старье, - в ходу у торговцев и менял. Редкость, но попадаются. Не все казна приютила. А вот эти, - подтолкнул блестящие кругляши. — У них не встретишь. И по качеству они лучше. Представляешь, некто не жадничая, шлепает нобли, которые не достаются королю.

- И что?

- У тебя много золота в заначке?

Китц не сознался. Водилось, конечно. Но с желтым металлом канальщик предпочитал не переигрывать. Меньше поводов общаться с бейлифом и мытарями.