Дождь в полынной пустоши

— Ты так оцениваешь удар?

— Именно. А общее впечатление, демонстрация приобретенных навыков.

Колин, действительно, так воспринимал увиденное. Иначе не объяснить бессмысленного тыканья. А уж спонтанное рождение эпатажной мысли вывернуть ситуацию с убийством Гарая в свою пользу, не объяснить вовсе. Утро не так безнадежно, как полагал унгриец.

Смотрины закончились и скары спеленали покойника. Приподняв, не волочить по полу и земле, унесли. Зал Арок, погудев какое-то время растревоженным ульем, опустел.

Унгриец вышел на воздух. Достаточно светло и морозно. Приятно глазу. Первый снежок бел и тонок. По снегу, уходила и возвращалась, тропинка от детских ног.

„В такую рань?“ — подумал Колин, сшагивая с первой ступеньки лестницы. Его ждал город и прорва разных дел.

— Саин Поллак, вас просят, — прокашлял за спиной слуга.

Приятного в миру не осталось.

— Кто? — вырвался у Колина не то полу-стон, не то полу-хрип.

— Гранда Сатеник приглашает трапезовать в компании благородных эсм и саинов.

„Это начинает входить в дежурную и обременительную обязанность,“ — Колину вспомнился скучающий Эсташ. Теперь он лучше понимал не проходящий сплин виласа.

Когда нет выбора, незачем его придумывать. Идти придется.

— Скажи-ка, а что у вас там, — Колин показал по направлению следов.

— Парк, саин.

— Понятно не рынок. Еще что?

— Посадки груш. Конюх расстарался.

— Лошадей кормить?

— Жеребят.

„Янамари?“ — гадал Колин, глядя на маленькие отпечатки. — „Побаловать любимого мула?“

Не походила девочка на заядлую лошадницу. Тем более горбушка с солью предпочтительней фрукта.

„Груши? В такую пору?“ — усомнился Колин.

Вскоре унгриец опять присутствовал в комнате с розовым бархатом на стенах. Никаких изменений. Разве что прибавилась фрей Арлем. У монашки розовели щеки и нос. Она успела прогуляться по морозцу.

„Расширенный состав трибунала,“ — мысленно поприветствовал Колин изысканное собрание любителей чая. — А белобрысого-то опять не пригласили. Или он игнорирует приглашения. Или не вхож? Не допущен?»

— Надеюсь, трагические обстоятельства не повлияли на ваш аппетит? — спросил Гаус, полируя ногти специальной подушечкой.

— Я бы сказал наоборот, — проворчал Колин. Почему-то сегодня казаться милым особенно тяжко.

— Не знакомый город. Надо быть осмотрительным, — предостерег Лоу, сам не ведая кого и зачем.

— Для некоторых запоздалое предупреждение, — не желала Аннет слушать пространности. — Вы уже отыскали вашу воровку?

— Об этом рано говорить, но кое-какие соображения у меня имеются.

— И чем они помогут, эти ваши соображения?

— Кое-какие…

— Новоявленный Жюз Сеньи да и только! — посмеялся Лоу.

Колин запомнил и это имя. Коллекция помалу собиралась.

— Некудышние воровки грязны, потасканы и пахнут отбросами, — свободно рассуждал унгриец. — Обычные прилагают усилия не выделяться из основной массы народа. Запросто примешь за швею, прачку или шлюху. Необычные умышленно подчеркнуть какую-либо деталь. В одежде — рваный воротник, заплаты по подолу, расползшийся рукав, цвет юбок. В речи часто присутствует картавость, гнусавость, заикание. В движениях — хромота, вихляние, суетливость. Все это направлено привлечь внимание, сосредоточить жертву на изъяне. Избавившись от характерных недостатков, они, прежде всего, избавляются от примет, по которым их ищут. Есть еще и очень необычные. Благоухают нероли, — кстати, припомнилось Колину название дорогих духов из парфюмерной лавки. Навязывали — не отбиться! Купил бы — разорился до шосс!

— Она не бедна! — покачал головой Лоу, находя приведенный аргумент достаточно весомым.

— Вот именно. Сколько торговцев продают нероли? На Блохах один. А в городе с десяток.

— Очень возможно вы чего-то и добьетесь, — согласился заинтригованный Гаус. Он отоспался, отъелся и не выглядел замученным кроликом. Запах цветков горького померанца ему нравился. И нравились изгибы и складочки на теле любовницы, куда их щедро наносили.

— Я обещал эсм Сатеник.

«Обещал?» — удивилась его словам гранда, оторвавшись от обычного созерцания пространства за спиной унгрийца.

«А разве нет?» — в недоумении и растерянности Колин.

— И когда? — следует прямой вопрос от Аннет. Камер-медхин подозрительны негласные диалоги окружения. Недопоймешь или пропустишь важное.

«Сколько попросить для спокойной жизни? Полгода не дадут,» — прикинул унгриец и заявил.

— Две недели, — спохватился и чуть сбавил. — Полторы. Полторы будет достаточно.

Лисэль единственная, кто благосклонно приняла обязательства новика. Возможно, потому что поимка воровки её безразлична. Для нее очевидно, мальчик старается прижиться при дворе. И находит всякие средства достойными. Вполне вероятно, лжет. Придумал какую-то воровку…

Сегодня камер-юнгфер выглядела просто превосходно. Аквамарины в серьгах и кольцах перемигивались лазоревым. Вся подколотая, подвязанная, затянутая, такая особенная, такая… тронь, и рассыплется тысячами булавок. Не дастся в руки, обернувшись колючим выбросом искр и блесток. А жемчужная ретикула? Звездные покровы на волосах. По сравнению с Лисэль, остальные эсм выглядели бумажными цветами. Не фальшивым, а неживым.