Дожить до июля

– Короче! – отрезал Птур. Он, словно породистый пёс охотничьей породы, почуяв дичь, встал в стойку и изготовился к прыжку.

– Да.

– Рви пачку. Граф, выкладывай тушёнку на бумагу и давай тару.

Граф заметно обрадовался (это было видно даже в темноте) и вытряхнул содержимое банок на листы картона из-под сигарет. Птур забрал пустые банки и тоном удава Каа прошипел Нималову и Графу:

– Ждите меня у стога сена.

Подельники разошлись: Граф с Нималовым, равномерно разделив груз «ответственности» – пакет «Китикэт», бутылку, два куска тушенки на бумаге из-под сигарет и буханку хлеба – в сторону стога сена, неизвестно как появившегося в военном городке; Птур, что-то нашёптывая под нос, походкой, напоминающей смешанную поступь неандертальца и казахского шамана, удалялся к источнику молока – мечте любого солдата вооруженных сил страны.

Достигнув стога, Нималов забрался на вершину и лёг на спину, устремив взор в небеса. Количество звёзд увеличилось. Они будто нависли над головами новоиспечённых лейтенантов. Западная сфера небосклона еще озарялась лучами закатившегося за горизонт светила, окрасившись вишневыми оттенками. К востоку же небосклон становился темнее, постепенно переходя в цвет чернил.

– Поручик, водки? – спросил Граф, разместившись внизу.

– Не откажусь, – согласился Нималов. – Залезай наверх. Здесь красота!

– Баб где-то узрел? – цинично поинтересовался Граф.

– Тьфу ты! – сплюнул Нималов. – Вам, батенька, домой пора, к жене и дочке. А иначе, глядишь, еще через две-три недели…

– Да уж, – мечтательно потянулся Граф внизу, после чего протянул наверх бутылку. – Держи, Поручик.

Нималов сделал приличный глоток и направил горсть «Китикэта» в рот.

– Небось, скучаешь, Граф, по семье? – поинтересовался Нималов, передавая ёмкость обратно.

– И да, и нет.

– Как это?

– Да вот так. Я здесь месяц провел – словно в детство вернулся: жизнь в палатках, утренние побудки, зарядки, солдатская пища, стрельба из всех видов оружия, даже наряды и ночные дежурства. Хорошо. Где такой кайф на «гражданке» поймаешь? Хотя, с другой стороны, грех жаловаться, я своей жизнью доволен. Спешу жить: женился в девятнадцать, ребёнок родился – мне только-только двадцать стукнуло. Не поверишь, я даже внутренне ощущаю, что родился в нужное время в нужном месте. Россия, конец двадцатого века –как раз то, что нужно.

– А я вот промахнулся, – с сожалением вздохнул Нималов. – Ни время не моё, ни место.

– Зря ты, Поручик, – возразил Граф. – Где бы и когда ты был тем, кто есть сейчас?

– Во Франции, к примеру.

– Да что ты на хер! Сладкая сказка твоя Франция. Время абсента, постимпрессионистов уже сто лет как прошло. Кем бы ты был во Франции или другой стране? Среднестатистическим буржуа?

– Вполне.

– Не отрицаю. Но писателем бы точно не был.

– Ох, рассмешил. Писатель. Я-то? Да я уже как три года ни строчки не написал!

– Это не показатель, – упрямился Граф. – Ты к этому ещё вернешься.

– Угу. Кому только я на хер сдался со своими книгами в конце двадцатого века? Родился бы в сороковых – начале пятидесятых, был бы шестидесятником – другое дело. А сейчас…

– А кому бы ты был нужен в шестидесятых? Там таких, как ты – пруд пруди. Конкуренция адская! – Граф многозначительно выставил вверх указательный палец. – Тогда каждый второй был или поэтом, или писателем, или художником. А сейчас ты почти один. Все «бабло рубят». Но на «твоём-то поле» – никого! Так, редкие путники…

Граф ещё что-то говорил, но Нималов его почти не слышал. Он устремил взгляд на одну из тысяч звезд уже ночного небосклона и смотрел на золотую точку, не мигая. Внезапно свет звезды дрогнул и начал сиять то ярче, то слабее. Напрягая зрение, Нималов продолжал следить за сумасшедшей обитательницей небес. Нет, она не падала, она наоборот, поднималась всё выше и выше, уводя взор земного наблюдателя как можно дальше. Это длилось секунды. Ему казалось, что другие звёзды с бешеной скоростью проносились мимо, оставаясь далеко позади…

Вдруг Нималову стало страшно. Он уже хотел было закрыть глаза, чтобы прервать этот безудержный и ужасный полёт, но внезапно бег прекратился. Его взор застрял где-то в сотнях тысяч километров между небом и землёй. Не решаясь оглядеться, а, тем более, посмотреть вниз, он продолжал смотреть вперёд.

Он уже не различал ни звёзд, ни цвета небес, он видел только чёрную темноту. И из этой темноты кто-то смотрел на него. Он не видел (это было невозможно), он чувствовал на себе немигающий, властный взгляд почему-то зелёного глаза таких огромных размеров… Вскоре ему показалось, что глаз немного сузился, вероятно, его обладатель улыбнулся…

– Поручик, – раздался где-то далеко-далеко внизу голос Графа. – Смотри-ка, Птур и вправду молоко тащит. Надоил-таки подлец! Слезай, молочком «заполируемся».

Нималов в ужасе зажмурил глаза и скатился со стога вниз.

– Спишь уже, что ли? – не понял Граф.

– Ого! – удивился подошедший Птур. – Граф, да на нём же лица нет. И пот на лбу бисером!.. Отравился, наверное. Воды! Живо!

– Всё нормально, мужики, – успокоил их Нималов и медленно открыл глаза.