Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

– Хотите оправдаться? Не надо!

– Зачем? Наоборот, могу повторить: дети железнодорожников имели больше прав на это помещение, оно им досталось законно… А ваш талантливый супруг слишком уж развоевался тогда. Вроде он удельный князь, а мы были – половцы! Ему бы подождать немного, а он…

– Не надо об этом! – перебила Марина. Назаров видел, как вспыхнули и потемнели ее глаза. – Я для вас не жена скульптора Локтева, а учитель вверенной вам школы.

– «Вверенной вам…» Ну полно обижаться, Марина Максимовна! Скажите лучше, как его успехи сейчас?

– Из любви к искусству интересуетесь?

– Допустим. – Он выдержал ее скептический взгляд.

– Успехов ждать не приходится. В загуле Локтев. А вообще я ничего не знаю: нет его в городе. Давно.

Назаров прошелся вдоль стеллажей, неодобрительно усмехаясь:

– Город виноват, стало быть? А заодно и жена с ребенком? Послушайте, так он же у вас слабак! А на вид бравый был парень, даже Фиделя Кастро напоминал – бородой, ростом… И предлагали же ему пустующий гараж – мог перебиться временно…

– Давайте прекратим, Кирилл Алексеич! – крикнула она.

– Давайте! – и он крикнул ответно. – Только, если по такой малой причине художник кончился, значит его и не было никогда!

Вот так он довел ее до слез. А зачем? В порядке самообороны? Затравленно глянула она сквозь слезы и дверью за собой – трах!

В досаде на себя взлохматив волосы, Назаров уставился в обложку книги Корчака.

* * *

– Ну-с? Сегодня, кажется, кто-то родился? – прозвучал над Юлей Баюшкиной голос отца, как раз в тот момент, когда она открыла глаза и снова зажмурилась: мама раздвинула шторы.

Юля зевнула и сказала:

– Мне снилось, что я разбила банку с кислотой в химкабинете…

– Чепуха, – сказала мама ласково. – Стекло бьется к счастью. У тебя сегодня и праздник, и воскресенье, совпало-то как хорошо.

Юля еще досыпала одним глазом, принимая родительские поцелуи и слушая традиционные тексты:

– Поздравляю, девочка. Будь умницей…

– Мать, уши, я думаю, драть не будем?

– О чем ты говоришь, Коля, какие уши? Семнадцать лет! Тут розы нужны, корзину роз к ногам – верно, доченька?

– Ну, роз я не достал, принцесса меня извинит, а кое-что получше имеется… Принимай!

Что-то водрузили ей на живот поверх одеяла, что-то щелкнуло, и Муслим Магомаев страстно запел:

Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,И крылья эту свадьбу вдаль несли,Широкой этой свадьбе было места мало…

– Ой… большое спасибо!

Это был магнитофон – портативный, изящный. Дивная игрушка.

– Тут одним «спасибом» не отделаешься, – шутил папа, выключив Магомаева. – Такие капиталовложения должны давать хорошие проценты, дочка! Да-да… В виде пятерок в аттестате – это раз…

– Нет, – перебила мама. – Главное даже не это. Главное – понимать, что ближе родителей никого нет, что им для тебя ничего не жалко и что плохо они не посоветуют – у них опыт!

– Ладно, мать, не наседай… Юля, Юля! Ну чего ты нажала, куда? Понятия ведь не имеешь, что это за клавиша! На, читай инструкцию… Пока не ознакомишься – даже не прикасайся. Я, чтобы записать Муслима, часа полтора разбирался… Значит, первое: он работает и от сети, и на батарейках. Ну, батарейки мы зря жечь не будем…

– Пап, давай потом, а? Мне надо одеться.

– Ну-ну… – Он вышел с инструкцией в руках, а мама осталась сидеть в ногах у именинницы.

– Юленька, мы все-таки решили устроить, отец рыбу достал живую… Можешь своих позвать, только немного. А мы пригласим Борзуновых с дочкой.

– Да? – Юля тут же отменила подъем, улеглась снова. – Я рада за вас. И сочувствую рыбе. Только меня не будет.

– Начинается… Чем, чем они не угодили тебе?

– Не они, а вы. Ты!

– Интересно… Чем же это? – изумилась Клавдия Петровна.

– Тем, как ты их облизываешь. И главное: зря – мне Борзунов не нужен, я в его институт не иду, раздумала.

– Коля, ты слышишь? – воскликнула мама. – Это кому надо сказать спасибо – Марине Максимовне?

В смежной комнате зазвонил телефон, трубку взял отец. Зычно объявил:

– Именинницу требуют!

– Пораньше не могли? Наверное, она, Мариночка. Спешит показать, что не забыла… – прокомментировала мама.

Секунда – и Юля, уже в халатике, была у телефона.

…Саша Майданов торчал в автоматной будке без пальто, в свитере и шапке, с лыжами, которые, не умещаясь, мешали ему закрыть дверь. Первым делом он предупредил Юлю:

– Только трубку не бросай: у меня одна «двушка».

– А если брошу?

– Тогда мне придется еще доставать, – сказал он мрачно, выдыхая пар. – В общем, так. Я поздравляю, желаю тебе всего самого-самого… Говорить я не умею, ты знаешь. Может, я тогда и свалял дурака на сочинении… я не спорю…

– Так. Уже прогресс. Еще что скажешь?

Втянув озябшие пальцы в рукава, он замолчал. И она ждала.

Ее мама, накрывающая на стол, и папа, будто бы углубленный в магнитофонную инструкцию, – оба предельно внимательны к этому разговору Юли. И она демонстративно переходит на английский:

– Иф ю уонт ту си ми уис ивнинг, ю мэй кам…

– Секреты, – скорбно улыбнулась мама. – Вот и обучай их после этого…