Дозоры

— Я не могла сидеть и ничего не предпринимать… — сказала Арина. — И посоветоваться не могла ни с кем. Что Гесер, что Завулон — каждый стал бы ситуацию поворачивать к своей выгоде. С тобой — могу посоветоваться. Ты нормальный. Ты до сих пор человек.

— Не уверен уже… — сказал я, глядя на идущего вдоль ограды детской площадки чернокожего охранника. Тот бдительно глянул на карусели-качели-песочницы, скользнул невидящим взглядом по нам и удалился.

— Все мы люди, Антон. Кто в большей мере, кто в меньшей. Да, есть ситуации непонятные, когда не знаешь, стоит ли вмешиваться. Но есть же и однозначно ясные!

— Чего ты от меня хочешь? — спросил я.

— Антон, пророки появляются редко. За двадцатый век — восемь случаев. И еще реже удается зафиксировать их первое пророчество до того момента, как оно станет известно людям и обретет силу. Если ты знаешь пророчество мальчика…

— Нет, я его не знаю. Клянусь.

— А можешь узнать? — уточнила Арина.

Я помолчал. А потом резко, будто прыгая в холодную воду, сказал:

— Вероятно — да. Более того, возможно, я могу узнать и первое пророчество Эразма. Хотя оно, вероятно, за эти годы давно свершилось.

— А вот не факт, — сказала Арина. — Полет Гагарина в космос был напророчен еще в семнадцатом веке… Антон, ты меня по-хорошему поражаешь!

— Тебе, как сменила цвет, неймется творить добро, — сказал я.

— Допустим. А тебе разве нет? Антон, в Дозоре никто на такое не решится. Я — готова попробовать. И я клянусь тебе, что если пророчество окажется хорошим или невнятным — мы ничего не станем делать. Пусть исполняется. Но вдруг мы получили шанс действительно направить жизнь людей к лучшему?

— «Мы», — фыркнул я. — Предыдущий раз ты говорила «мы», когда была с Эдгаром и Саушкиным. Кончили они плохо.

— Ты мне не веришь, и это правильно, — кивнула Арина. — Но со мной у тебя появится шанс не тянуть лямку в Дозоре, а сделать что-то по-настоящему важное.

— Я почти уверен, что Эдгару ты говорила то же самое, — мрачно ответил я.

— Подумай, Антон. — Арина открыла сумочку и достала оттуда маленький шарик. — Я пока отправлюсь… к себе. Извини, что не приглашаю — Минойская Сфера переносит лишь одного.

— Мне казалось, она одноразовая, — сказал я.

— Нет, она однозарядная, — улыбнулась Арина. — А я умею ее перезаряжать. Навещу тебя утром, ты не против?

Я пожал плечами. Арина улыбнулась, сжала сферу в кулаке — и исчезла.

Вздохнув, я взял пустые бутылки из-под пива и стал спускаться с деревянного кораблика. В отличие от ведьмы мне придется добираться до гостиницы пешком.

По пути на детскую площадку Арина открыла калитку каким-то своим способом, растерев в пальцах сухую траву и посыпав ею замок, я же никогда не любил возиться с заклинанием «Бильбо» и решил миновать ограду сквозь сумрак. К моему удивлению, на первом слое сумрака площадка тоже была огорожена, да и на втором ее окружало что-то вроде полосы высохших деревьев, ощетинившихся колючими ветками в сторону парка. Я с любопытством осмотрел живую (да нет, скорее — мертвую) изгородь. Такие сухие стволы чаще встречались на третьем слое, но там они были разбросаны хаотично — а здесь выглядели сознательно высаженными. Ну или вкопанными в землю. К счастью, тратить силы и идти глубже не потребовалось — эта ограда препятствовала лишь желающим войти на площадку, а не выйти с нее. Кто бы из Иных ни работал с детской площадкой, но он подошел к делу основательно.

Я протиснулся сквозь ветви, отошел немного и вернулся в реальный мир. После сумеречного холода и тишины ночной лондонский парк казался теплым и полным звуков. Где-то вдалеке слышалось тонкое пение свирели. Я пошел через парк, решив выйти поближе к своей гостинице. По пути попалась заботливо очищенная вечером урна, в которую я и сгрузил пустые пивные бутылки.

Что может быть прекраснее, чем вечерняя прогулка в пустынном парке?

Бесхитростная мелодия звучала все ближе и ближе. Внезапно я увидел музыканта — на кривом стволе огромного дерева, изогнутого когда-то давно ветром, так и растущего почти параллельно земле, сидел маленький мальчик, одетый в какие-то причудливые лохмотья. Мальчик самозабвенно играл на свирели. Вокруг него, будто танцуя, кружились огромные светлячки.

— Эй! — окликнул я юного музыканта и от растерянности спросил на русском: — Тебе не поздно здесь находиться?

Мальчик резко повернулся в мою сторону. То ли в свете светлячков, то ли в отблеске далеких фонарей с Бэйсуотер-роуд сверкнули белоснежные молочные зубы. Мальчик спрыгнул с дерева — и исчез. Следом, со звенящим звуком, разлетелись светлячки.

— Твою мать! — выругался я. — Чушь собачья! Я не верю…

Впрочем, договаривать я не стал.

Я, конечно, не верю в фей. Я даже в Деда Мороза давно не верю.

Но все-таки я предпочел промолчать.

Глава 5