Драгоценнее многих (Медицинские хроники)

До Иерусалима Везалий добрался благополучно, но на обратном пути начались неприятности. Корабль попал в бурю, дважды его относило к турецким берегам. Это было не так страшно, хозяина-венецианца охранял от пленения договор, заключенный республикой, а вот Андрей очень плохо переносил бурное плавание. От непрерывной качки его мутило, желудок отказывался принимать пищу, болела голова. На третий день Везалий окончательно слег.

Но даже в бреду его не оставляло нетерпеливое ожидание. Скорее! Завтра, а быть может и сегодня, начнется новая жизнь, вернее возобновится жизнь старая. Шесть лет он пробыл в аду. «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» Но сказано и другое: «Нет дороги непроходимой для доблести». В Падую он возвратится сильнее, чем был, с новыми планами и жаждой работы. Из Иерусалима он везет не мощи и реликвии, а собрание арабских и греческих рукописей, которые ждут переводчика и издателя.

Сколько впереди трудов!

Ему было очень плохо, но все же, превозмогая себя, Везалий выбрался на палубу. Пронизывающий ветер гнал по морю пену. Толстобокий купеческий корабль грузно переваливался с волны на волну.

– Скоро ли Италия? – спросил Везалий у корабельщика.

– Какая к дьяволу Италия! – крикнул тот. – Это остров Зант, он под ветром, а на нас идет шквал. Если мы не удержимся вдали от берега, за наши шкуры я не дам и дырявой греческой драхмы!

С высокой кормы купца раздались частые удары колокола.

Смутно, как о чем-то отвлеченном, Везалий подумал, что за свою жизнь так и не научился плавать.

– Сударь! – крикнул капитан. – Ступайте лучше в каюту!

– Ничего, – сказал Везалий. – Invia virtuti nulla est via![3]

Рванул ветер. Мощный с белым гребнем на верхушке вал тяжело ударил в борт корабля.