Кажется, он почувствовал — но сделать ничего не успел. Это что-то внутри неё неумело дернулось, заставляя положить руки ему на грудь — и они укутались серебристой дымкой, которая впиталась тут же алькону под кожу, отчего тот резко замер, а потом вздрогнул, посмотрев совершенно дикими мерцающими глазами. Зрачки в них бешено дрожали. Его руки сжались на её плечах, подтаскивая ещё ближе, буквально вжимая в него — и она ощутила, как его трясет. Даже собственная боль в этот момент отступила, спряталась на задворки.
- Благословенная… — отчаянный шепот. А в его глазах столько — она задохнулась от коктейля неверия, какого-то детского восхищения, отчаянья, жажды и жадного голода, который прочла в его глазах. Нет, в этих чувствах не было ни капли мужского желания обладать женщиной, но…
- Кто? — это слово было ей незнакомо.
Но, в этот момент сумасшедший алькон подхватил её на руки — и буквально растворился в тенях, двигаясь с невероятной скоростью. И через мгновение уже шагнул через порог почти роскошной, хоть и строго обставленной комнаты, где на краю постели сидел мортэли Кинъярэ.
Первый вскинул голову, резко оборачиваясь, и длинный шипованный хвост недовольно щелкнул по сапогу.
- Что происходит, Йер?! Совсем разум потерял? — голоса он не повысил — но в комнате ощутимо похолодало.
- Я нашел, — почти исступленный шепот, — нашел алькона Душ, Владыка!
Йаррэ только тихо выдохнула, прикрывая глаза. События накатывали валом, не давая передохнуть и обдумать. Слабо шевельнулась, но, признаться, вырываться из крепких, но довольно бережных объятий нового знакомого не хотелось.
- Дьергрэ, — всего одно слово, а сколько недовольства.
Верховный мортэли медленно поднялся, сделав шаг им навстречу. Прищуренные темнеющие глаза, бешено стучащий по сапогам хвост и… клыки удлинились? Кто-то сегодня не в духе. Планы рушатся? — подумалось с ноткой злорадства, которая тут же сменилась растерянностью, когда, не говоря ни слова, алькон вдруг протянул руки, и её также молчаливо ему передали. Сильные руки прижали к прохладному телу, заставляя судорожно сглотнуть. Настороженность от чужих злых слов отчего-то начала таять. Мужчина сел снова на края постели, не выпуская её из рук и не давая никуда сползти и исчезнуть.
- Рассказывай, — негромко обронил.
И второй рассказал, постоянно сбиваясь и не сводя с Йаррэ жадного, какого-то больного взгляда. По мере его рассказа Кинъярэ хмурился все сильнее, и, в какой-то момент, его руки чуть разжались, позволяя пошевелиться. Яра полагала, что на сегодня лимит удивления исчерпан, однако, в огромной кровати, где можно и семерых рядком уложить, спал, затерявшись в одеялах, ис-ирр Сайнар — она видела портреты старшего сына ирра, когда учила основы под руководством ищейки… Что алькон делает в спальне принца? Или это спальня самого алькона? Но тогда — не слишком ли роскошно для раба?
- Не ерзайте, — прохладное дыхание опалило ухо, заставив замереть.
Отчего щеки вспыхнули предательским румянцем, слишком смущающим и возмутительным. Ну не гад ли он? Где её гордость, её совесть, её негодование?
Не сразу Йаррэ обратила внимание на то, что оба мужчины резко замолчали, не сводя друг с друга внимательных взглядов. Как будто бы шел какой-то иной, не слышимый ей разговор. Ну почему — как будто?
- Может, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
- Йер, мокрое полотенце.
Её игнорируют? Что удивительно, второй алькон послушался беспрекословно, и, через мгновение появился из соседнего проема с белоснежным мокрым полотенцем.
Ей казалось, что это всё снится. Мягкие осторожные прикосновения к израненным ладоням, от которых вырывалось тихое шипение. А потом — Первый наклонился, и ладоней коснулся длинный шершавый язык. Какой-то слишком уж длинный. Вместо брезгливости и испуга проснулся исследовательский интерес — странные перепады настроения. Если бы могла — заглянула бы ему в рот и все клыки пересчитала. Главное — не ощущать, как от чужого языка бегут по телу теплые ручейки, как странно-щекотно становится внутри, где все давным-давно вымерзло от ненависти. Полно, мужчинам нельзя доверять.
- Ледяная змейка, — бледные губы так близко.
Лиловая радужка, дрожащие зрачки в диковинных глазах… Что-то рвется изнутри нестерпимо — снова. И теперь она видит на дне чужих глазах прячущуюся умело муку. Стылую, неизбывную, застарелую. И хочется до боли её убрать, но…
Он отшатывается резко, морозит взглядом.
- Я не нуждаюсь в твоих услугах, Благословенная.
Дрогнули губы.
- Что это значит? Может, перестанете на меня бросаться, как собака на кость, а просто спокойно объясните? Я же, пожалуй, не обвиняю вас во всех грехах?
- Я не знаю понятия «грех», — улыбка у него злая.
- Вы понимаете, о чем я. И мне было бы желательно, чтобы вы ответили на мои вопросы.
Глаза в глаза. Она уже примерно понимает, о каком даре идет речь. Но её собственную боль этот дар не вылечит никогда.
- Задавайте, моя Драгоценнейшая ириссэ.
- Я совсем не похожу на цветок, Владыка.
- Сейчас я лишь раб.
- Ой ли? — тело снова окатывает жаром, ломит кости, взрывается обжигающей вспышкой поясница.