Драгоценности Парижа [СИ]

Подождав, пока Дарган со спутницей управятся с вещами и вскочат в седла, капрал отдал честь и заспешил к пограничному столбу, возле которого приплясывали от нетерпения гусары. Но не успел он проехать половины расстояния, как ротмистр повел свой отряд напролом, он был уверен в безнаказанности, ведь на его плечах красовались погоны армии победителей, занявших половину Европы вместе с ее столицей. Одного не учел командир отважных гусар — немецкой педантичности. Хоть мирные договора и были подписаны, немцы считали себя нацией избранной, не позволяющей кому бы то ни было диктовать ей условия. Капрал выхватил похожую на палаш саблю, направил коня наперерез сорвавшемуся с привязи отряду русских. Прозвучали первые выстрелы, сделанные немцами в воздух, кони противных сторон завертелись в дикой карусели, из которой стало невозможно вырваться.

— Зачем вы их отпустили, капрал, это преступники, — брызгал слюной ротмистр. — Их давно ждет виселица.

— Вашего казака я бы препроводил в комендатуру сам, — старательно подбирая слова, рычал капрал. — Но французскую женщину никто не имеет права подозревать в преступлении. Как и немецкая фрау, мадемуазель вне подозрений.

— Не путайте жену Наполеона Жозеффину с обычной парижской шлюхой.

— А вы не путайте Германию с Россией.

— О преступном поступке вы пожалеете.

— Война закончилась, границы обозначились вновь. Предъявите аусвайс, руссиш ротмистр, сюда вас никто не приглашал…

Но пляски орловских рысаков с германскими меринами Дарган со спутницей уже не видели, они неслись по погружавшейся в ночную тьму равнине, заворачивая к лесному массиву, чтобы найти поляну и отдохнуть наконец от утомившей обоих бешенной гонки за личными свободами. Лишь единожды девушка подтянулась к хорунжему на расстояние вытянутой руки и как бы между прочим поинтересовалась:

— Месье Д, Арган, зачем тебе кусок грязь в конский холка? Ты не желаешь купать лошадь?

Некоторое время Дарган скакал молча, лишь усмехаясь себе в усы, признаваться в том, что он вплел в гриву кабардинца необычный камень из клада хозяина парижского подворья, ему не хотелось. Соглашаться же искупать коня означало новую возню с изделием, которое нужно было опять куда-то пристраивать, а здесь оно было словно при месте. К тому же неизвестно, что это за штука, вдруг серебряное яйцо опять из кардинальского набора. Наконец он повернулся к спутнице и с улыбкой пояснил:

— Это не грязь, Софьюшка, а казачий оберег.

— Оберег!? — вопросительно прикусила она губу. — А что это — о-бе-рег?

— Навроде нательной ладанки, он спасает человека и его скотину от всех несчастий и напастий.

Некоторое время девушка не сводила со спутника изумленно-недоуменного взгляда, затем с участием, похожим на понимание забот маленького ребенка, улыбнулась и заняла свое место. Больше она никогда не заводила разговор на эту тему.

Путники добрались до крохотной лужайки посреди дубовой рощи лишь тогда, когда на небе засиял тонкий лунный серп. Дарган бросил бурку между корнями, вместо подушки подкинул один из мешков с туалетами падавшей от усталости подружки и занялся стреноживанием коней. О костре нечего было мечтать, за все время они не повстречали ни одного ручья — так хорошо дубы высасывали подпочвенную воду, во вторых, сил оставалось только на то, чтобы задать корма лошадям. Сняв уздечки, чтобы животные не поранили десна о загубники, Дарган глотнул из баклажки кисловатого на вкус вина и упал рядом с девушкой подрубленным столбом.