Драйвер заката

– Разве тебе не интересно посмотреть, как пилят доски и прессуют опилки, как все это подгоняют, склеивают?

– Индекс – это не мебель с конвейера, Игорь Сергеевич.

– Для кого-то… думаю, для всех нормальных людей стол представляется большей ценностью, чем наш скрипт. Ты завис в своей среде, ни с кем не общаешься, кроме таких же чудаков, и тебе кажется, что всё в жизни вертится вокруг вашего творчества. Это не так, Витя. Люди работают, заводят семьи, растят детей, старятся. Морфоскрипты для них развлекуха, в одном ряду с бутылкой пива. А Индекс даже под эту категорию не подходит.

– Вы хотите сказать, что вы такой же «нормальный»?

– Не совсем, – улыбнулся Коновалов. – Но интересы у меня другие. И кроме того, я получаю такое количество отчетов, а потом еще составляю сводку для Керенского… и всё это каждый день, почти без выходных. Индекс у меня уже в печенках. Я знаю о нем больше, чем любой наблюдатель, больше, чем ты.

– Если вы всё знаете, тогда объясните мне одну вещь. Индекс – это копия реальности, так? В реальности существует Индекс. Есть ли свой Индекс и внутри нашего Индекса?

– А внутри того должен быть вложен еще один и так далее – ты об этом?

– Получится бесконечная матрешка, – подтвердил Сигалов.

– Которая будет жрать ресурсы у нас, потому что в виртуальном мире их нет. И для поддержки этих бесконечных отражений нам потребуется бесконечное количество серверов. Ну вот, ты сам себе и ответил.

– Я догадывался, что никакой матрешки нет. Я только не понимаю, почему Индекс не стремится ее создать. Если он постоянно копирует наш мир, он должен копировать и самого себя в нашем мире.

– Он как раз и стремится, но это не по твоей части, Витя. Это забота программистов, они внесли поправку: запрет на уровне алгоритма. Если бы я сам хоть что-нибудь в этом понимал… Короче говоря, Индекс не видит самого себя в нашем мире, поэтому и не создает себя внутри себя… гм, объяснить толковей я не сумею, а если будешь настойчиво интересоваться где-то на стороне – попадешь под такие жернова, что-о… лучше не попадать. И вообще, с чего ты вдруг спросил?

– Не знаю насчет программистов, но это как раз моя забота – насколько Индекс отражает реальность. Чем больше в нем слепых зон, тем больше погрешность прогнозов, правильно? Но какой-нибудь пустыней можно пренебречь, там ничего важного не происходит. А как пренебречь Индексом? Он же влияет на наш мир! Взять те же рейсы, которые вы отменили.

– Это были обычные действия обычных людей, и мотив не важен. Зачем Индексу знать, что мы исходили из его прогнозов? Ну, отменили рейсы. Это реальное событие, и скрипт его отразил после очередного обновления.

Коновалов поднялся, чтобы включить остывший чайник, но почему-то передумал и убрал его в тумбочку.

– Слепых зон гораздо больше, чем кажется, – сказал он, без спроса забирая у Виктора чашку с недопитым чаем. – Не только безлюдные территории, но и все человеческие мысли – сплошная слепая зона. Индекс слышит, о чем ты трещишь по коммуникатору, но он не в состоянии понять, говоришь ли ты правду и что ты при этом чувствуешь. Он не знает твоих мотивов, ему и не нужно их знать. Он просто отражает то, что происходит в действительности. И не надо думать, что это машина-оракул, не переоценивай его возможности. Прогнозирование – полезное дело, но не самое важное. Пойдем. Лучше один раз увидеть, верно?

Послезавтрашний мир оказался таким, каким и описывал его Коновалов. Хоть куратор и не загружал Индекс ни разу, но изобразил всё достаточно точно. Виктор шел по непривычно пустой улице с идеально чистым асфальтом – Индекс не мог предусмотреть, какая пылинка куда ляжет через двое суток, но он точно знал, что дважды в день тротуар подметают и, если не будет дождя, здесь обязательно проедет поливалка.

Ветер был не сильным, но в тишине его звук казался оглушительным. Кроме этого гудения, Сигалов слышал только свои шаги – и ничего больше. Безмолвие улицы давило сильней, чем отсутствие прохожих, и Виктор начал шлепать подошвами громче, чтобы наполнить мир хоть чем-то человеческим.

Люди из города не исчезли, но превратились в размытые человекопотоки – так выглядела живая статистика. Сигалова окружали прозрачные силуэты, настолько тонкие и неуловимые, что нельзя было понять, кто из них в какую сторону идет и движутся ли они вообще. Этот среднеарифметический прохожий не пугал Виктора, а лишь раздражал. Ему не хотелось окунаться в бесплотные тела, но если бы он смотрел внимательней, то увидел бы, что сталкивается с ними на каждом шагу.