Драйвер заката

– Ну что же ты дурака-то опять валяешь… – разочарованно проговорил куратор. – Как к нам можно попасть случайно, Витя? Пока тебя не перетряхнули до кишок, ты бы дальше лифта не попал, хоть бы на танке приехал. И в общем, тебя решили оградить от проекта. Я был против, если тебе любопытно. Я-то как раз считал, что ты не помешаешь. Но победила другая точка зрения.

– И почему она изменилась?

– Мы в цейтноте. Если с тобой всё пойдет по худшему сценарию, мы уже ничего не потеряем. Пришло время рискнуть или проиграть. Хотя я по-прежнему считаю, что ты никак не навредишь. Это было ошибкой – не привлечь тебя к работе сразу, с первых же дней.

– Вы сейчас говорите про то самое – про мои отношения с Индексом? Якобы личные?

– Какие еще могут быть отношения с родным братом? – Коновалов прекратил рассматривать ногти и вновь посмотрел на Виктора в упор. – Ты хотел проверить, знаем ли об этом мы? Ну естественно, а как же иначе?

– Сам-то я узнал только вчера, – буркнул Сигалов. – И не вы меня должны упрекать, а я вас.

– Я же объяснил: руководство склоняется к тому, что контакт между тобой и Кириллом опасен. Ты понимаешь, в каком он состоянии?

– Он почти мертв…

– Кроме головного мозга, в нем мертво всё. Абсолютно. Спасибо медицине за то, что умеет поддерживать жизнь даже в оторванном пальце, пока этот палец не состарится. И спасибо родителям, которые оставили твоему брату достаточно денег, чтобы его адвокат мог годами оплачивать счета. Но я тебя спрашивал не про тело брата, а про эмоциональное состояние. Ты хоть немножко его себе представляешь?

– Нет, и вряд ли смогу.

– Вот-вот. Это бесконечный стресс, для нас это за гранью. Обычный человек давно бы спился или шагнул с подоконника. Кирилл этого не может сделать физически. – Коновалов вытянул губы трубочкой и о чем-то поразмыслил. – Ты парень с кругозором. Про сенсорную депривацию слыхал, нет?

– Кое-что, по верхам.

– Человека помещают в специальную камеру, где нет ни света, ни звука, вообще никаких…

– Да, я в курсе, – поторопил Сигалов.

– Часик полежать в такой среде очень даже неплохо. Помогает сконцентрироваться, да и просто отдохнуть. Шесть-восемь часов – критическое время для неподготовленного человека, дальше могут начаться проблемы. После суток проблемы уже гарантированы. А что такое пять лет в депривационной камере, даже в теории никто не знает.

– Поэтому он и начал креативить.

– Поэтому. Но неизвестно, понимает ли он сам, что и зачем он создает. Изменения психики в его состоянии неизбежны.

– Любой гений – сумасшедший.

– Это дежурная фраза из теленовостей для старушек, она ничего не означает. У нас конкретное дело и конкретная ответственность. Доклад в духе «активное ядро оказалось чересчур гениальным» никто не примет.

– Чего вы опасаетесь? Как я могу повлиять на Кирилла и что может случиться?

– Спроси чего полегче, – вздохнул Коновалов. – Угадать его реакцию невозможно, это уже… не совсем человеческая реакция. Прости, если тебе неприятно слышать такое о брате.

– А почему цейтнот, Игорь Сергеевич? Сколько мы знакомы, вы всегда говорите о спешке. Куда мы опаздываем?

– На работу, – отшутился куратор, кивнув на показавшийся впереди офис.

Лифт доставил не на общий этаж наблюдателей, а ниже – в подобие подземного гаража с голыми бетонными стенами.

– Ты здесь уже был, но видел еще не всё, – проговорил куратор, направляясь по диагонали через огромную пустую площадь. – Плавки не захватил случайно? Шучу, шучу. Есть мнение, что тебе пора отдохнуть, Витя. Полежишь на солнышке, погреешься.

– Да мне и тут не холодно, – обронил Сигалов.

– Не спорь, тебе понравится.

Врачей в палате на сей раз не было. Капельница стояла в углу, выключенное медицинское оборудование навевало уныние.

– Укладывайся. – Коновалов подмигнул и помог со шнуром от немуля, чтобы Виктор не запутался. – Тебе пора увидеть, над чем мы работаем, тебя действительно слишком долго мариновали. Управление трафиком, спасенные рейсы – это тоже важно, но это побочное.

Сигалов, лежа на больничной кровати, с недоверием посматривал на куратора и всё не решался надеть обруч. Коновалов явно обманывал и даже не пытался делать это убедительно.

– Ну что, Витя… в добрый путь!

У Сигалова появилось ощущение, что он может уже не проснуться. С другой стороны, что-нибудь плохое с ним могли сделать в любой день, не обязательно сегодня и не обязательно здесь.

Виктор успел подумать, что этот довод звучит не очень-то обнадеживающе, но немуль был уже на лбу.

С темного неба сыпался темный снег. Отдельные снежинки обозначены не были, они сливались в сплошную пелену, опускавшуюся на землю, словно сверху кто-то неспешно разматывал бесконечный моток невесомой ткани. Снегопад был редким, и несмотря на глухую беззвездную ночь, Сигалов видел окрестности вполне отчетливо. Всё было завалено пепельным снегом настолько, что тротуары не отличались от мостовых. Улица, на которой стоял Виктор, превратилась в темно-серый каньон с плавными краями – и они продолжали скругляться сейчас, у него на глазах. Снег всё падал и падал, это длилось уже много дней, и его никто не убирал.