Дракон из Перкалаба

Владка поставила этюдник и, кроша уголь, стала набрасывать скалу. Огромная, мрачная и абсолютно голая скала нависала над пропастью, черной и бездонной. Вершина как будто была разглажена гигантским утюгом. Или чьим-то огромным телом… Воздух ежеминутно менял свой цвет, тревожно переговаривались птицы, шуршали кроны сосен, слышны были вздохи и всхлипы, как будто вдалеке горько и безутешно рыдала женщина. Где-то смеялся ребенок, играя с собакой. Легонько всхрапнул и заржал невидимый конь. Ветер распоряжался в своем лесу: разбросал ее листки с зарисовками, сорвал гребень с затылка, рассыпав волосы по лицу. Воздух стал тугим, перед глазами поплыли яркие цветные пятна. Ветер все кружил вокруг нее — и вдруг, будто натолкнувшись на преграду, зашелся вихрем перед скалой и с гулом ушел в пропасть. В лицо полетели сухие листья. Замолкли испуганно птицы, и, точно как в огромном гулком зале, заговорили вместе сотни радостных голосов, словно кого-то приветствуя. Из последних сил она прикрыла глаза руками, но оттуда, из странного туманного шума, голос Василины позвал:

–Олэ-э-э-нко-о…

Она открыла глаза и, не почувствовав страха, увидала повисший над горой большой прозрачный мерцающий шар. Он мигал и пульсировал. И снова голос Василины спокойно произнес:

–Йды, дытынко… Тилькы нэ обэртайся…

–Куда?.. — только подумала Владка.

–Ты знаешь.

Шар закипел, подплыл и распахнулся. Так мама в детстве распахивала большое полотенце, когда доставала маленькую Владку из ванной. А полотенце было специально согретое на печке: теплое и мягкое-мягкое. И Владка, не почувствовав боли и тяжести своего тела, легко побежала к обрыву, постояла секунду на краю, снова услышала ласковое: «Йды. Нэ обэртайся…» — радостно-нетерпеливо шагнула вперед и растворилась в нежном, теплом и с детства знакомом. Шар плавно сомкнулся, поднялся выше, стал наливаться красным, разгорелся так, что, если бы даже кто-то его и обнаружил, не смог бы глядеть на него невооруженным глазом. Он повисел еще немного над скалой, пуская короткие палящие протуберанцы, и в одно мгновение исчез.

* * *

После многочасовых поисков, когда в лес пошли все офицеры и солдаты, звали и стреляли в воздух, когда только горы отвечали издевательским пустым эхом, поздно вечером Люба вдруг обнаружила Владкин этюдник, аккуратно сложенный вместе с папками у стены в гостевом домике. Люба присела на корточки, раскрыла папку — и ахнула, увидев лежащий сверху рисунок: над плоской скалой спиралью взвился огромный серебристый змей с драконьей головой и гребнем на хребте и хвосте. За спиной его развернулись небольшие прозрачные перламутровые крылья. На спине между крыльями сидел хохочущий ясноглазый белокурый мальчик, он поднял руки, радостно приветствуя кого-то…

* * *

В маленьком своем кабинете Сергей по рации передавал вниз:

–Товарищ полковник, докладывает начальник погранзаставы «Брудный Дол» майор Таранда. На вверенной мне заставе за прошедшие сутки никаких чрезвычайный происшествий не случилось, и весь личный состав заставы — в наличии.

* * *

Выжла вернулась через несколько дней, обессиленная, обезвоженная. Сразу же бросилась в конюшню, проведать Катуну. Тот водил мордой по исхудавшему боку собаки, терся шеей о собачью холку, пока Выжла жадно, громко, захлебываясь, лакала воду из ведра. Она была очень голодна, но на еду не набрасывалась, ела спокойно, не торопясь, с достоинством. Сначала отоспалась в конюшне под неусыпным взглядом друга своего Катуны, а потом снова улеглась у гостевого домика. Ждать. Время от времени наведываясь в конюшню.

Поскольку она никого не подпускала близко, никто, кроме Сергея, и не заметил на ее ошейнике диковинную медальку в виде истертой и даже потерявшей форму старинной монеты.

* * *

Тяжело ступая, вернулся в свою одинокую хату дед Алайба.

Старая Василина перестала появляться в селе межи люды, а потом сказали, кто к ней за травами ходил, чтоб скотину подлечить, что старуха сильно заплаканная, выглядела несчастной и беззащитной, дрожала мелко, еле ходила, нужных трав не дала, потому что не было у нее сил в горы ходить и травы те собирать. Говорили, что она слегла.

Глава четырнадцатая

Проща

Маленькая это была совсем хата, даже меньше, чем я представляла себе, старая, но беленая и чистая.

Пожилая женщина вышла мне навстречу, поздоровалась тихо «Слава Иисусу», выслушала и скорбно покачала головой, когда я попросила поговорить с Василиной.

–Ну зайдить до хаты, — пригласила она.

Василина лежала в простынях и лижниках, одеялах из шерсти овечьей, тяжело и часто дышала. То ли спала, то ли в забытьи была.

Я кляла себя за нерасторопность, что сразу не поехала, откладывала, побаивалась. Глядя на бедную Василину, я поняла, что ничего уже не узнаю. Не выясню то, зачем ехала сюда, не смогу спросить ни о Владкиной судьбе, ни о Владкином уходе, ни про «три воды».