Дракон из Трокадеро

На веревках за окнами прачечной висели рубашки и чепцы. Едва переступив порог, они оказались окутаны удушливой, влажной атмосферой. Виктор промокнул носовым платком лоб. Пока Мариетта разговаривала с седовласой клиенткой, служившей в одном из окрестных господских домов, он смог не торопясь оглядеться.

Две прачки поставили посреди комнаты корзину с чистым бельем. Одна из гризеток тут же бросилась сортировать одежду, другая побрызгала горячей водой с крахмалом на муслиновое платье в горошек. Несмотря на жару, пузатая печка, набитая углем под завязку, полыхала жаром. Вокруг очага на досках стояли утюги всех форм и размеров.

– Это гриб, это поляк, вот это петух, а там утюг для гофрирования, – объяснила Виктору гризетка, которая занималась муслиновым платьем, надев его на доску.

Она схватила утюг, поднесла его к щеке и стрельнула глазками в сторону обольстительного визитера. Затем разгладила лишнюю складку и поставила его на круглую чугунную подставку.

– Оборки должны быть безупречными. Крахмал пачкается… да и пахнет плохо, правда?

Виктор скривился и кивнул.

Когда утюг из горячего стал теплым, девушка умело прошлась по нему щеткой, чтобы очистить от грязи, и вновь стала гладить.

Служанка сначала долго судачила по поводу своих господ, затем заговорила о покушении, стоившем жизни королю Италии.

– Когда супруг прочитал ей газету, госпожа сказала: это судьба!

– Да, – поддакнула Мариетта, – судьба, она точно такая же, как мы, ей отдыхать тоже некогда.

– Мой господин служит счетоводом в Палате мер и весов и поэтому весьма сведущ в подсчетах. По его мнению, все эти покушения неизменно совершаются летом и обязательно в воскресенье. Сади Карно[108] убили летом, австрийскую императрицу тоже. А теперь и Умберто I, в него тоже стреляли летом, в день Творца.

«Пути Господни неисповедимы», – отметил про себя Виктор.

Служанка ушла, держа в руке корзину с выглаженным бельем. Две гризетки, занимавшиеся утюжкой, пошли пообедать в тени дворика шорника, не забыв одарить Виктора самыми очаровательными улыбками.

Тот обратился к Мариетте и сказал:

– Готов вас выслушать, мадемуазель.

Девушка покраснела, смущенная и польщенная разговором с этим молодым человеком, столь же удивительным, как Эдмон Дантес, герой романа «Граф Монте-Кристо», который она как раз дочитывала.

– Понимаете… У господина Ихиро поселился этот загадочный молодой человек. Он был мил, неболтлив, весьма любезен и обходителен. Раньше жил на каких-то островах.

– На каких именно?

– Там женщины плетут венки из цветов и прогуливаются под пальмами с… без… словом, ничем не прикрывая грудь.

Мариетта поднесла ладонь ко рту и мысленно себя отругала. Она чуть было не сказала «с голыми грудями»! Затем вдруг представила себя обнаженной и всем естеством захотела, чтобы сидевший напротив незнакомец положил ей на грудь свою руку.

«Пресвятая Богородица, в наказание я в воскресенье в церкви двадцать раз подряд произнесу “Отче Наш”», – пообещала она себе.

– Таити? – настойчиво гнул свое Виктор, тронутый смущением Мариетты.

Промелькнувшее перед мысленным взором видение женщин с пышными бюстами ввергло его в замешательство. Он отошел на пару шагов и натолкнулся на утюг для гофрирования, к счастью, холодный, который тут же упал на пол. Легри нагнулся и поднял его.

– Простите. Таити? – повторил он.

– Нет, они оканчиваются на «йи».

– Гавайи?

– Да, точно. Мне так горестно, ведь его убили… А какой красивый был иностранец. Он наблюдал за моей работой, и я…

– Откуда вы узнали о его смерти?! – перебил ее Виктор.

– Моя хозяйка выписывает «Иллюстрасьон». В ней была статья на полстраницы, рассказывавшая об убийстве азиата лет тридцати, которому пронзили стрелой грудь. К ней прилагались два фото. Я тут же узнала Исаму. Это меня очень опечалило.

– А фамилию этого Исаму вы знали?

– Нет, он назвал мне только свое имя, в тот самый день, когда подарил раковину, в которой можно услышать море, если, конечно, вокруг не очень шумно.

– И вы не сообщили эти сведения полиции? Они же обладают первостепенной важностью!

Щеки Мариетты вновь залились румянцем, а пальцы затеребили лоскут ткани.

– Я испугалась. Испугалась, что меня в чем-то обвинят. Или что преступник отомстит мне или бабушке. Я сирота, и воспитывала меня она. Когда я была еще маленькой, дедушку заподозрили в том, что он украл со стройки на улице Гренель доски. Его посадили в тюрьму, в сырой камере он заболел и вскоре умер от воспаления легких.

Виктор, смягчившись, кивнул головой.

– Исаму вручил вам какую-то сумку?

От волнения у девушки перехватило горло, поэтому она тоже кивнула, но затем все же смогла продолжить:

– Да. Он спросил у меня, видела ли я море – французская речь давалась ему не без труда. Я ответила, что нет. Тогда он поведал мне, что был матросом, что проводил жизнь на кораблях, бороздивших моря и океаны, и что эта сумка – самое ценное, что у него есть. Боялся, что ее у него украдут. И я согласилась оставить ее у себя.

– А сейчас она по-прежнему у вас?

Мариетта закусила губу, скрестила на груди руки и призналась: