Дракон, который меня похитил

— Ты просто не видишь то, что вижу я, — покачал головой Габриэль, как будто успокоившись. Погладил моё лицо самыми кончиками пальцев, с невозможной нежностью. — Ты не видишь эту прекрасную женщину. Невероятно прекрасную, с невероятными глазами…

— У всех цыган такие глаза, — усмехнулась я. — У всех такие волосы и такая кожа.

Габриэль покачал головой.

— Ты не видишь это невероятно доброе и жертвенное сердце. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Ты не видишь эти полные тоски глаза. У всех такие? Это хочешь сказать? Ты не видишь эту улыбку, не слышишь этот смех. Истинная связь или нет… но я год прожил на том, что просто за тобой наблюдал. Я на грани, Тур.

— Почему ты не говорил со мной… расскажи мне всё. Всю правду, Габриэль…

Я впервые вслух назвала его по имени. Не мысленно в виде тигрицы, не про себя. Я произнесла имя, и его тело дрогнуло. Протянула руку и тоже коснулась его волос. Теперь мы сидели, вцепившись друг в друга, словно сумасшедшие влюблённые и говорили очень-очень тихо.

— Нельзя, — ответил он, потревожив мою воспалённую кожу на губах.

— Почему? Расскажи…

— Я и рассказываю. Нельзя мне было с тобой говорить. У меня только семь дней, после раскола хребта, чтобы ты меня полюбила, — его голос хрипел.

— А к чему те сны?..

— Триста дней… на то, чтобы ты меня дождалась, не зная, что я существую. Если бы за триста дней ты вышла замуж или кому-то отдалась… всё бы закончилось. Сны прекратились.

— А мои чувства ничего не значат?

Он посмотрел на меня лукаво, но я видела во взгляде боль. Или тоску, о которой он твердил?

— Твои чувства… ты в них уверена? Ты точно знаешь, что это любовь? Что не благодарность, не помешательство.

— А ты точно…

— О, я знаю, что ты — моё помешательство. Моя звезда, как говорят одержимые морем моряки. Я не бегу от себя, я знаю, что ты — моя настоящая, единственная судьба.

— А если я тебя не полюблю? — я вцепилась в его руки, что всё ещё путались в моих волосах, села на кровать, он сел рядом. Мы касались друг друга коленями и в этих местах будто вспыхивали крошечные обжигающие угольки.

Я и вправду верю, что возможна любовь? Или всё ещё пьяна...

— Габриэль! — отчаянно поторопила его. — Что если я тебя не полюблю!?

Драконова жизнь, к сожаленью, не вечна.

Не вечней, чем жизнь девицы простой.

В руках у неё не любовь. Бесконечность.

В руках у дракона  —  вечный Покой.

— Там ещё было что-то про боль… я дарую тебе боль. О чём это? Какие два сердца? Мне нужно отказаться от тигрицы? Или…

Эмилиэн…

Я отпрянула от Габриэля, прижав руки к губам.

— Я должна отказаться от него или от тебя, — голос сел.

Габриэль выпрямился, расправил плечи, размял шею.

— Я пойду. Тебя позовут к завтраку. Попрошу, чтобы тебе приготовили ванну, восстанавливающую силы.

Он встал и пошёл к двери.

— Стой! — я бросилась следом, превозмогая головокружение. — Стой же!

— Турсуаза. Я не стану тебе отвечать, — он махнул на меня рукой.

— Стой, кому сказала!

Уж не знаю откуда во мне столько силы, но я даже топнула ногой и в два счёта добралась до Габриэля, для верности, повиснув на его шее. Всё бы сейчас отдала за то, чтобы увидеть его лицо, но увы, могла только прижаться грудью к его спине и удержать на месте.

— Стой же, — шепнула, уткнувшись носом ему между лопаток. — Стой…

— Зачем?

— Объясни!..

— Нет.

— Почему? Что будет если я выберу не тебя?

— Я не хочу на тебя давить.

— Ты… Габриэль ты…

Он развернулся и зажал мне рот рукой. Вокруг глаз собрались морщинки, будто он только что крепко-крепко жмурился.

— Не копайся во мне. Оставь это… Турсуаза, — усмехнулся он. — Я же говорил, что на третий день тебя заполучу. Если бы захотел ты бы уже была моя…

Я мотнула головой:

— Зачем ты это говоришь?

Он жестоко рассмеялся, остужая мой пыл.

— Чтобы ты поняла, что я предоставляю выбор тебе. Я сам ничего не стану решать. Ничего не стану говорить, объяснять. Ты впервые можешь выбрать. Сама! Всё зависит от тебя. А не от того, посмотрю я на тебя или нет. Я — твой, бери если хочешь. Без условий. Не копайся во мне, в себя загляни.

Его лицо снова смягчилось, будто он только что окатил меня ледяной водой, приводя в чувство, а теперь стал прежним греющим солнышком.

— И больше не затаскивай меня в свою постель, — поиграл бровями, намекая, что это я во всём виновата, и вышел.

Поганец!

Спасительная двадцать четвёртая

Меня поставили на ноги в два счёта. Одна ванна с солями и травами, пара микстур, день в постели с книжками — и я на ногах.

Габриэль больше не приближался, даже на завтрак не явился.

Я смотрела, как убирают в саду снег и поражалась, что он тает на глазах. Снова распускались цветы и мне жутко хотелось их коснуться.

Никак не могла понять. Что за странности творятся с природой в этом месте.

Уже к вечеру стало невыносимо жарко и влажно, я вышла на балкончик и пила там восстанавливающий чай, глядя, как летает по небу прекрасный дракон, оглядывая свои владения зорким глазом.