Дракон проснулся (СИ)

— Ваша милость всегда были для меня примером стойкости и отваги в повседневных делах, — ответила я прямо и решилась взглянуть в усталое, изборождённое вертикальными морщинами, покрывающими впалые щёки, лицо.

Королева Клотильда была кроткой от природы, я видела её душу: она как треснувший сосуд с драгоценным маслом, которого скопилось на дне так мало, что не каждый сразу поймёт, каким сокровищем обладает.

— Оставим это, — мазнула она рукой, унизанной жемчугами. Чёрные жемчужины — символ тайной силы, и меня всё время подмывало спросить: а не обладает ли она ведьмовским даром, как моя прабабка?

Конечно, ничего подобного вслух не произнесла. Покорно шла на шаг позади королевы-матери, пока слуги не открыли двери в прекрасный цветущий сад, полный аромата вишнёвых цветов.

— Присядьте, Ниара, здесь у многих кружится голова, — услышала я властный приказ и подчинилась, опустившись на ближайшую каменную скамью, нагретую солнцем.

Королева-мать неслышно села рядом и вздохнула полной грудью, вмиг помолодев лет на десять.

— Мне доложили о вашей просьбе, но я считаю её неуместной. Вы в трауре по жениху, не время перебирать драгоценные рубины и золотые тиары.

Нет, так просто я не сдамся!

— Ваша милость, простите мне дерзость, которая сейчас слетит с моих губ, но я откроюсь вам, — продолжила я быстро, призвав на помощь всю свою силу, вздыбившуюся в крови при запахе магии сада. Сомнений не было, только желание поскорее пустить её в дело. Давно я не испытывала ничего подобного! — Сокровищница Двуликого зовёт меня. И пока я не вступлю под её прохладные своды, будут новые жертвы, ваша милость!

Проклятый этикет, не позволявший сказать королеве-матери всё как есть! Мол, я не такая как вы или как мои сёстры, я рождена не для того, чтобы терпеть мужа-сифилитика и рожать нежеланных детей!

Я не готова заточить себя в тёмной комнате с плотными шторами, куда никогда не проникает солнце.

— Двуликий сам выбирает тех, кто послужит ему! Он выбрал меня, боюсь, что смерть моего драгоценного Орнака Зигуда была неслучайной, я буду вечно молить Богов, чтобы они простили меня, но боюсь, что не услышат!

Я надавливала клавишу за клавишей, сначала белую, потом чёрную, две чёрных, одна белая, на невидимом рояле в душе королевы-матери. Надо же, впервые, мне удавалось так точно направить магию, чтобы она повиновалась и причиняла ровно столько беспокойства оппоненту, сколь было мною задумано!

На лице увядшей до срока женщины я видела всю гамму эмоций: страх, боль неизведанного ещё несчастья, ненависть, но не такую, какую испытываешь к человеку, а скорее ужас перед неизбежным наказанием, отвратить которое ещё есть время, но оно уже на исходе. Сейчас я сыграю на рояле её души последний аккорд, и всё будет решено свыше.

Можно уничтожить источник звуков, но нельзя заставить себя не услышать их.

Моё ледяное сердце забилось чуть сильнее, чем прежде, словно, сама того не ведая, я встала на предназначенный путь. Последний аккорд так и не прозвучал, мне стало жаль королеву-мать, которая сполна настрадалась от членов нашей семьи, а теперь опасалась за детей, прежде всего за молодого сына-короля.

Откуда ей было знать, что я умею лишь наводить иллюзии, напускать страх, но неспособна, слава Богам, причинить реальный вред!

— Уходите, Ниара, всё будет исполнено! — голос королевы-матери ломался, но вскоре она отняла руки от лица и взглянула на меня чуть шальным взглядом. Вид у траурной королевы был вполне себе пристойный, ледяной панцирь собственного достоинства наползал на неё, скрывая следы недавнего волнения.

Со стороны, наверное, могло показаться, что две вдовы беседуют о своих дорогих их сердцу утратам в саду, полном вишнёвых цветов и запахов новой жизни, новой весны. «У этих двоих ещё будет шанс на женское счастье», — шептал голос магического сада.

Магия часто обманчива и вселяет надежды, которым не суждено сбыться. Со стороны всё кажется не таким, каким оказывается на самом деле.

На мгновение я почувствовала, что то, чего так отчаянно добиваюсь, вдруг станет моим величайшим бедствием. Но уже слишком поздно, это я поняла по лицу королевы-матери, обращающейся ко мне со всем почтением, как к родственнице, но почти не видящей меня как человека:

— Я распоряжусь, что завтра же вы займёте место среди служительниц сокровищницы. Сможете покинуть его, когда сочтёте себя готовой к новому замужеству. А теперь, подите вон! Немедленно!

3

— Что случилось, милорд? Я кого-то вам напоминаю? — голос этого человека и вправду отличался от гласа забытой тени из прошлого, но в остальном сходство было удивительно точным.

— Лорд Лаветт, я полагаю? — сухо осведомился я. Пусть он сам объяснит весь этот маскарад. За те годы, что я спал, отец Исиндоры мог заболеть чахоткой, а от лекарства на основе свинцового сахара и ртутной воды голос непременно изменился бы.

И всё же звериным чутьём я угадывал: это другой человек, близкий родственник.