Дракон проснулся (СИ)

— А обо мне думаешь? — раздражение девушки скрылось под маской кокетства. — Надеюсь, это предназначалось Ниаре Морихен.

Я отложил булавку, и Оливия тут же схватила ей, повертела в руках и с разочарованным фырканьем вернула коробочку на стол.

— Не нравится? — спросил я, внимательно наблюдая за её красивым холёным лицом, в котором проступило что-то отвратительное, словно Оливия унюхала свежие экскременты. Или увидела голову на обеденной тарелке, как на собственной картине.

— Эта стекляшка.

— Ты ещё рисуешь? — перевёл я тему, чтобы больше не видеть безумный блеск её глаз.

Она уже подтвердила то, что я знал и так: в булавке, которую вернула мне Ниара, не было магии, не было никакой ценности. Ниара на моих глазах за несколько мгновений превратила драгоценную безделушку в сломанную игрушку для девочек.

— Покажи мне свои картины.

На какое-то время после нашей связи в них стало меньше мрачной больной фантазии.

— Тебе интересно? — живой огонёк в голубых глазах снова вернул им девичью теплоту живой души, готовой жить и чувствовать, любить и быть любимой.

— Интересно, — кивнул я, схватив её за руку и запечатлев на тыльной стороне ладони робкий поцелуй.

Живое проявление нежности и теплоты, которого она не знала ранее, всегда оказывало на Оливию действие, подобное поливу увядающего цветка. Я не был садовником, не мог оценить Оливию по достоинству, но мне льстила мысль о том, что благодаря мне племянница Лаветта становится дальше от пропасти.

Грело и другое — возможно, когда-то я смогу рассказать Ниаре, что спасал беднягу от безумия. Женщины любят спасителей, даже если их сердца сотканы изо льда.

А сейчас Оливия оживилась и повела меня в сад, в уголке которого и устроила свою мастерскую. На мольберте, накрытая полинялой, но чистой тряпкой, находилась её работа. Незаконченная, о чём Оливия громко сообщила и попросила не судить строго.

— Я рисовала из головы.

Это настораживало. Голова у Оливии не безупречна, я не раз предлагал писать с натуры, например, цветы, клумбы, хоть закаты или море, но мои предложения остались без ответа.

Оливия медленно потянула за край холстины, и картина открывалась по фрагментам.

На тёмно-розовом закатном фоне появилась голова зверя, увенчанная короткими извитыми рогами, из полуприкрытой, слишком длинной пасти вырывался пар, окутывавший длинные усы. Я видел такие у рыб, живущих на краю света, как свидетельствовали картинки в библиотеке «Острого Пика».

Тело коротковатое, короткопалое, изломанное и неестественно изогнутое, вызывало улыбку, но я сдержал её. Оливия никогда не видела Дракона в истинном обличье, ей были простительны некоторые вольности.

— А это я, — скромно потупилась девушка, и только тут я заметил цветок в передней лапе зверя. Белая, распустившаяся роза на длинном стебле удалась Оливии лучше прочего, но листья её увяли до срока.

Картина меня впечатлила. Именно тем, чем оттолкнула бы в других обстоятельствах: словно не взрослый рисовал, а талантливый ребёнок, пробующий улететь в фантазиях за горизонт, но ему не хватает элементарного знания. Внутреннего видения, когда смотришь не глазами, а сердцем.

Роза в лапах зверя должна была обозначать различия между прекрасным, что всегда находится в плену чудовища, и уродливым, однако я видел лишь больной цветок, который зверь жалеет и не даёт ему увянуть совсем. Не решается бросить на обочину, как сделал бы на его месте каждый.

Даже внешне не похожий на зверя. И никто бы не осудил, и я сам бы такого человека понял.

— Неплохо, — пробормотал я и вышел, строго наказав Оливии до вечера творить и не показывать носа в доме.

В саду тепло, пусть пишет картины, они забирают яд из червоточины в её сердце, и на какое-то время моя любовница становилась обычной светской девушкой, способной на колкости в равной мере, как и на здравые рассуждения, которые я в ней если и не любил, то уважал.

А пока я вернулся в библиотеку и углубился в чтение книг, рассказывающих о новом Боге этого мира — прогрессе. Я читал о Небесных гигантах и поймал себя на мысли, что однажды хочу подняться в небо на одном из них рука об руку с Ниарой. Я побываю во чреве её мира, а потом покажу ей свой. Унесу вдаль на крыльях свободы. Туда, где ещё летают Драконы.

От мечтаний, довольных глупых для моей породы, меня отвлёк слуга, принёсший письмо лорда Лаветт.

Кто бы сомневался, что этот стареющий болезный потомок Исиндоры захочет узнать, чем вызвана задержка в доставке его «лекарства»! После того случая в карете я избегал прикасаться к Оливии, не пренебрегая тем не менее её горничной, девицей бойкой и вульгарной, которая сама себя и предложила.

А я не стал отказываться. Чего ради?

Служить хозяевам её долг, девственность она потеряла задолго до работы в доме Лаветт, а ещё эту пышнозадую селянку с волосами такими густыми, что так и подмывало схватить её за них и повернуть к себе спиной, тешила мысль: я предпочёл её, не госпожу.

Разумеется, Оливия ни о чём не догадывалась, молчать бы в противном случае не стала. А если бы вздумалось показать своё «фи», вмиг бы указал на место.