Это старушка Жалнa, единорог-талисман горизонта. Она зверски раздавлена. Ноги переломаны в нескольких местах, грудь раздроблена. Ее спутавшаяся грива запятнана кровью. Только рог невредим и целится под углом в меня, словно обвиняет.
Я нагибаюсь, приподнимаю ее голову и заглядываю в окровавленные глазницы. Говорят, что единороги запоминают тех, кто к ним прикасается, и берегут глубоко в глазах эту память. В глазах Жалны я читаю лишь безликое удивление.
— Что она здесь делала? — шепчу я, осторожно укладывая ее голову на каменный пол.
— Мы ей в конце галереи укромное местечко устроили, — смущенно объявил один из гномов. — Никто больше не пользуется нераспечатанными дискетками, а она только их и могла развозить. Она чувствовала, что стала бесполезной. Поэтому мы по очереди ухаживали за ней, приносили ей корм, когда приходили покопать. Ну... когда мы проходили рядом, в смысле.
— Тебе не за что было ей мстить, тролль! — вдруг взорвался бригадир. — Она ничего плохого не делала.
Я качаю головой, и на раздавленное тело Жалны сыплется дождь фосфоресцирующих ошметков. Когда я выпрямляюсь, то чувствую, как трескаются все мои щели, а в мельчайшие впадины на теле закатывается гравий. Гномы перестраиваются, чтобы встать стенкой, и это глупейшая из ошибок, которые они могут совершить.
— Слушайте сюда, малявки, — рычу я, ухватывая их за топоры и поднимая до уровня своих глаз. — Повторять не буду: я здесь ни при чем.
— Ты поблизости единственный тролль!
— Похоже на то, ага. Если бы был еще один, я бы его почуял.
Когда я отпускаю их, они валятся друг на друга с треском, который эхом отдается в другом конце галереи. Из кузницы доносится шум, и я догадываюсь, что в сектор готовится вторгнуться еще дюжина карликов.
— Бригадир! — тыкаю я ему в нос самый толстый из своих пальцев. — Я назначаю тебя временно ответственным за рудник. Если ты хоть чуток превысишь квоты, я тебе скормлю твой собственный топор, начиная с рукоятки, и так до обуха. Есть тут выход с другого конца этого туннеля?
Он пожимает плечами. Гномы нипочем не в силах отказаться от рытья, их жилища похожи на кроличьи норы, в которых столько же входов, сколько там есть народа достаточно взрослого, чтобы держать в руках инструмент.
— Я, пожалуй, сейчас схожу осмотрюсь, чтобы разобраться, что произошло. Потому что я вам, мелочь, скажу кое-что: если бы другой тролль, помимо меня, забрался сюда через шахту, тогда не только я бы его учуял, но он еще ободрал бы все грибы на своем пути. Кто бы это ни был, он пришел через новый туннель, который вы прорыли — о чем мы поговорим, когда я вернусь...
Бригадир чешет у себя в бороде, ища помощи у своих маленьких товарищей, которые избегают встречаться с ним взглядом. Он знает, что я прав, и еще его должно было немного покоробить, что тролль оказался сообразительнее него.
Я наклоняюсь, поднимаю тело Жалны и перекидываю его через плечо. Ее витой рог касается земли. Единороги почти ничего не весят, можно подумать, что они сотканы из сновидений.
— Я вернусь до следующей смены, — говорю я. — Кому-то придется дочитать балансовые отчеты на моем столе и передать их в бухгалтерию вместе с моими комментариями.
— И что там у тебя за комментарии? — отваживается спросить бригадир.
Я обтираю кончиком пальца фосфоресцирующие следы, запятнавшие шерсть единорожки. Ее шею окаймляет ореол белого света, а затем он исчезает, рассеиваясь пылью.
— Как, похоже, что я доволен? Нет? Тогда просто скажешь им об этом. Обычно этого хватает, но если захочешь углубиться в детали, не стесняйся!
Шум топота, доносящийся от кузницы, становится все громче. У меня нет желания повторять свои объяснения передо всей бригадой. Я поворачиваюсь спиной к бригадиру и направляюсь в свежепрорытый туннель. Пройдя около сотни шагов, я застреваю. Эти ублюдочные гномы не сочли нужным прорубить достаточно широкий для меня проход. Проем ровно такой величины, чтобы могли протиснуться они сами. Другой тролль никак не смог бы туда пролезть. Самый момент для гипотезы, что виновник я.
— Что ж, — вздыхаю я, поворачивая назад. — Будем договариваться.
Рог Жалны мягко позванивает о камень, пока я иду обратно к руднику и ожидающему меня бунту.
На уговоры гномов потребовалось два часа, первый из которых ушел на то, чтобы отговорить их кидаться на меня со своими бурильными машинками. Гномы шумны, упрямы и слишком шустры, чтобы от них можно было легко отвязаться. С другой стороны, они не тупы. Я им не особенно нравлюсь — слишком часто не даю им вкалывать сверхурочно, чтобы мы стали приятелями, да и в любом случае троллю трудно заработать звание почетного гнома, — но они ко мне попривыкли. Один за другим они возвращаются к своим киркам, бурча себе в бороды, пока я не оказываюсь один у подножия грузовых лифтов. За спиной у меня кузничный дракон возобновил свое привычное пыхтение. Можно было почти поверить, что ничего не произошло.
Я в последний раз пригладил гриву бедной Жалны, поправил ее рог и отправился на штурм этажей дирекции.