Драконья Игра

Правителя Ледума аж передернуло от мерзостного привкуса этого слова — раб. А также от той ненависти, которой щедро было оно пропитано. В сильном раздражении брови заклинателя сошлись на переносице, но уже в следующее мгновение он взял себя в руки, и гордый лик вновь разгладился.

— Перед тобой твой лорд и твой отец. И ты смеешь поднимать оружие против меня?

— Зачем обсуждать очевидное? — хмуро вопросил гончар. — Не тратьте время на демагогию.

— Тогда что ты хочешь услышать, Эрик? — лорд Эдвард пожал плечами. Оставаясь внешне спокойным, он тщательно изучал безумие, с каждым произнесенным словом всё сильнее разгоравшееся в темных глазах сына. — Ты и так прекрасно осведомлен. Послушай же еще, если тебе так хочется унизить своего лорда. Да, я не принадлежу себе. Священное таинство кровосмешения связало меня с Альвархом неразрывными узами, которые полнее и больше, чем связь хозяина и раба. Я живу только потому, что меня питает его энергия. Только потому, что во мне течет его кровь. И в тебе, между прочим, она течет тоже, так что повремени пока бросать камни.

Не реагируя на его слова, гончар молча пожирал правителя Ледума глазами.

— Но на самом деле тебя беспокоит не это, — ледяным тоном отчеканил тот. — Прошло столько лет, а ты по-прежнему одержим прошлым, одним-единственным роковым днем, когда судьба выкинула фортель, и ты подслушал разговор, который не следовало бы. Разговор, в котором для меня не было вариантов ответа.

— Ты просто жалок! — бывший инфант не мог больше сдерживать бешенство. Годами оно разъедало его душу, как щелочь, и боль достигла наконец своего апогея. В состоянии этого невиданного аффекта он осмелился даже перейти на «ты», обращаясь к низложенному лорду так фамильярно, как к равному. — Ты должен был умереть, но не лишиться чести! Это была бы достойная смерть, и я… я по праву гордился бы тобою — вместо того, чтобы ненавидеть и презирать! Ты был бы велик… но нет — ты так и не решился на жертву…

— Это глупо, Эрик. Моя смерть никого бы не спасла. И сейчас тебе не исправить ею ошибок прошлого.

Гончар вспыхнул от гнева, не желая больше слушать.

— Все эти годы ты продолжал позорить высокое звание лорда-защитника, — презрительно фыркнул он. — И вот до чего дошло: очередной фаворит принуждает правителя бежать из собственного города, как вора! Как и сам я бежал когда-то… Должно быть, он и вправду хорош в своем деле, коли ему удалось одурачить самого лорда Ледума, которому нет равных в вероломстве и цинизме! Который не остановился даже перед убийством матери своих детей…

— Замолчи! — рявкнул боевой маг, разом прервав поток оскорблений, готовых вот-вот скатиться на уровень площадной брани. — Я любил Лидию… когда-то. Но она предала меня. Я носил по ней траур, и время его истекло.

В глубине души Себастьян был склонен поверить словам лорда. Стал бы он присваивать Лидии статус примы и оказывать покровительство целых семнадцать лет, если бы не питал к ней чувств. Однако, Эрик, кажется, имел другое мнение.

— Это ложь! — почти взвизгнул он, окончательно потеряв контроль над собой. — Ты без жалости лишил ее жизни!..

Лицо инфанта исказилось от застарелой ненависти. Длинные дуги бровей изогнулись, отчего немедленно проявилось сходство с августейшим отцом. Юноша снова шагнул вперед и, повинуясь порыву неуправляемой ярости, занёс руку и наотмашь ударил лорда по лицу. Тот покачнулся, с трудом удержавшись на ногах. В гробовой тишине раздался хлесткий звук удара, а из уголка губ беловолосого выплеснулась узкая струйка крови — нечеловеческой, отливающей золотом крови.

Себастьян похолодел. События принимали дурной оборот: за каждую каплю крови лорда Ледума враги имели обыкновение расплачиваться бочкой своей.

Внимательный глаз сильфа уловил также, что правитель с легкостью мог уклониться. Более того, с присущей ему сноровкой тело стража уже начало обманное движение, которое должно было окончиться прыжком, нацеленным прямо в горло противника. Но лорд Эдвард сознательно остановил этот рефлекторный разворот и, не снимая маски безразличия, без слов принял пощечину.

Ювелир невольно задумался. Чье решение это было: разума или всё-таки сердца? Холодный расчет или внезапное проявление смирения? Понимание, что в таком состоянии сразу с двумя вооруженными противниками всё равно не справиться — или нежелание вцепляться в горло своему сыну, их общему с Лидией сыну? Ведь тогда Эрик неминуемо был бы убит.

Отведя лезвие для замаха, гончар совершил роковую ошибку: для смертоносного броска этого краткого мига было более, чем достаточно. Даже Серафим не успел бы его спасти. Спасти чисто теоретически, ведь он обещал не вмешиваться. А «не вмешиваться» — это значит не помогать никому и хранить нейтралитет, не так ли?

И без того на долю сильфа выпало стать свидетелем семейной драмы, где очень сложно было определить, кто прав, кто виноват. И очень не хотелось ему становиться свидетелем нового убийства, но похоже, всё шло к тому.