Драконий жемчуг

А девчонка продолжала удерживать находку, как ни в чем не бывало: только руку отвела, любуясь. Однако свет, такой вкрадчиво-уютный, когда еый поджу находилась в своем укрытии — заманивала их? — казался теперь тревожным и даже опасным. А ну как жемчуг еще что-нибудь этакое вытворит? Например, вспыхнет-взорвется прямо в пальцах хэнё? Или внезапно заявятся охранники? Ведь запер же ее кто-то когда-то в подводном святилище… или подводной тюрьме? А вдруг этот кто-то все еще жив? А вдруг несется сюда с невозможной скоростью и со всей возможной мощью и яростью?

Нимало не озадачившись своим буйствующим воображением и нахлынувшим чувством опасности, Сон Ён энергично ткнул рукой вверх. Ха На кивнула, но оттолкнулась от камней медленно, как бы нехотя, словно вес драгоценности притягивал ее ко дну. Плывший сзади Сон Ён то и дело подталкивал ныряльщицу: от раздражения та даже попыталась лягнуть его; еле увернулся.

Не дав ни себе, ни ей отдышаться, схватил прижимавшую к груди жемчуг девчонку за шиворот, таща к лодке и командуя гребцам отплывать. Мужчины подымались, потягивались, вовсе не собираясь ускоряться от его грозных, но пока далеких криков. Ну погодите, доберусь я до вас!

Они почти успели.

Или безнадежно опоздали — это как посмотреть.

Ибо результат был одинаков.

Гребцы разом посмотрели влево, застыли… потом закричали, указывая на что-то. Сон Ён тоже обернулся, вытягивая шею. Из моря стремительно и бесшумно надвигался вал — не шторм, не волна, а именно вал — ровный, темно-синий, с белоснежным светящимся буруном сверху. Вот вал с грохотом накрыл первый Коготь. Вода вспенилась, будто закипев, взметнулась вверх… странно что не вырвала скалу, как гигантский пыточных дел мастер!

Очнувшийся Сон Ён дернул за плечо девчонку, проорал неслышное в приближавшемся гуле: «Бежим!» Пусть и в воде — бежим! Спасаемся… Отчаянно плывя вразмашку, краем глаза увидел, что вал достиг их Когтя, подбросил и перевернул лодку, вытряхнув из нее мужчин, будто мусор, и хищно устремился к ныряльщикам. Сон Ён едва успел ухватить хэнё — и их накрыло. Некоторое время он еще пытался плыть в волне, которая была теперь повсюду: снизу, сбоку, сверху. А потом сдался, изо всех сил вцепившись в девушку и моля Небеса, чтобы их не размазало о следующие Когти или другие попутные камни и скалы. Он так живо представлял себе это, что не сразу понял, что им уготовано нечто худшее.

Волна донесла, но не выбросила их на берег, а закрутив, притопив, оглушив, неумолимо повлекла обратно, все дальше и дальше — с мелководья, из бухты, в ночное море. Как будто и приходила только за ними и теперь возвращалась, словно длинный язык гигантской подводной жабы, поймавшей сразу двух сладких мух.

Зато теперь им удавалось держаться близ поверхности и иногда перехватывать глоток-другой воздуха. Сон Ён даже увидел краем глаза приникших, прилипших к уступам Когтя гребцов. Порадоваться за них не успел — собственное спасение волновало сейчас куда больше. Ведь «жабий язык» нес их к верной гибели. Ночь. Открытое море. Волны. Течения. Он боялся даже подумать, какие твари могут поджидать их в распахнутой в ожидании пасти… то есть во тьме.

Ах, если бы у него действительно было то могущество, та сила и стремительность, которые чудились ему в горячке и в еженощных снах! Он бы вырвался из этой водяной ловушки, спасся сам и спас хэнё. Ведь тогда он действительно нашел и вытащил ее на берег, чего ни он сам и никто другой от него не ожидал. Возможно, сумеет что-то сделать и сейчас?

Он отрешенно рассуждал и наблюдал за самим собой со стороны. Руки соскальзывали все чаще, пальцы разжимались от изнеможения; неизвестно, сколько они еще сумеют держаться вместе… да и вообще удерживаться на воде.

Тогда… что было тогда? Что он делал? Нет… что чувствовал? Сон Ён вновь набрал полную грудь воздуха и закрыл глаза, погружаясь во мрак — не подводный, а своих воспоминаний и видений. Возвращаясь к самому себе, выдуманному или…

Или подлинному.

Тому, кому ни ночь, ни море, ни течения, никакие стихийные или колдовские волны были не страшны. Кто сам мог управлять течениями и волнами, кому море, вода вообще были привычным домом и окружением. Его кровь — вода, его тело, сила — вода. Как вода может бороться сама с собой? Как может заставлять его двигаться туда, куда он не хочет, и пытаться погубить того, кто ему дорог и нужен?!

Да это же просто абсурд, поразился он. Изогнулся, поудобнее перехватывая и пристраивая отчаянно захлебывающееся и трясущееся от холода и изнеможения, но — главное! — живое сокровище в свои большие ладони. Небрежно отмахнувшись мощным хвостом от изрядно измельчавшего и ослабевшего, но робко настаивавшего на нужном направлении вала-посланника, развернулся обратно к берегу. Все дела и встречи (какими бы важными и срочными они кому-то ни казались) подождут. Сейчас главное — доставить крохотную хэнё в целости и сохранности на сушу. Ведь сам Чхоннён всегда заботится о своих прибрежных подданных, а кто он такой, чтобы идти против воли Великого Хранителя?!