Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

- Да. Это Абдул Ага, командир эскорта, что сопровождал нас до Стамбула, и опекун, приставленный великим визирем. – Ротмистр кивнул, уже догадываясь, к чему ведет Гнинский.

- Говорят, что ты, мил'с'дарь с ним близко сошелся, чуть ли не побратался, - продолжил коронный канцлер. – Нам кажется, что имеются большие шансы, что тебя он пощадит и не прикажет в тебя стрелять. Возможно, даже выслушает…

В путешествии мы провели много времени в беседах, вот только братством я этого бы не назвал. Но раз обстоятельства того требуют, я готов рискнуть и отправиться с посольством.

Михал тяжело вздохнул, так как не мог оторвать взгляда от застреленного парнишки, лежащего с раскинутыми руками в луже крови.

Гнинский с усмешкой похлопал панцирного по плечу. Он быстро отбарабанил то, что ротмистр должен передать янычарам, а потом перед уходом ему еще разрешили напиться воды и попрощаться с товарищами. Ротмистр передал командование панцирной хоругвью своему старшему солдату, уже седому, но все такому же крепкому пану Мерославскому. Когда он уже отошел от панцирных, к нему подбежал юный каштелянич Тадеуш.

- Возьмите меня с собой, мил'с'дарь, - попросил он. – Не верю я, чтобы Абдул приказал в меня стрелять.

- Совершенно ненужное безрассудство, парень. Мы не знаем, какие приказы получил Абдул, но нюхом чувствую, что он выполнит их до последнего крючочка, даже если бы ему приказали стрелять в собственную мать. Янычары чертовски дисциплинированы и верны, дружеские отношения с гяурами для них ничего не значат, - сказал ротмистр. Но, видя мину парня, он вытащил из-за пояса пистолет и вручил его Тадеушу. – Сохрани его для меня. Будет лучше, если я пойду на переговоры, не имея при себе слишком много оружия. Ну а если меня застрелят, поблагодари их из этого пистолета.

- Мы поблагодарим их копьями и кончарами, так что не опасайся, пан Михал, - вмешался Семен Блонский.

Приземистый гусар стоял в группе рыцарей, приглядываясь к приготовлениям посла. Он кивнул ротмистру, как бы отдавая ему последний салют, и притянул Тадеуша к себе, чтобы дать проход Пиотровскому. Тот через мгновение проехал верхом через проход в баррикаде и очутился на улице.

Он чувствовал палящее через мисюрку солнце. Ноздри раздражал запах гари, потому что дымы пожаров все так же распространялись по городу, но это было ничем по сравнению с неприятным впечатлением, вызванным нацеленными в него мушкетами. На янычарской баррикаде раздались отдаваемые криками приказы, и в одного-единственного всадника направились с пять десятков стволов.

Пан Михал отпустил поводья и поднял руки, показывая, что ладони у него пустые. Поляк чувствовал как пот, капля за каплей, стекает по спине. Конь медленно подвигался в направлении баррикады. Панцирный остановился у лежащего посреди улицы трупа, конь склонил голову к убитому.

- Приветствуем! Я посол, хочу говорить с Абдул Агой! – крикнул Михал, сначала по-польски, а потом, приблизительно то же самое, по-турецки.

Коня к дальнейшему движению он не побуждал, стоял неподвижно, ожидая реакции янычар. Он видел их застывшие лица и прекрасно понимал, что они с радостью пристрелят гяура, хотя бы для того, чтобы порадовать Аллаха.

- Сойдите с коня, пан Михал, и, пожалуйста, подойдите сюда! – прозвучал приказ, отданный на польском языке со знакомым турецким акцентом, по которому он без труда распознал Абдула.

Панцирный облегченно вздохнул и соскочил с седла, после чего двинулся пешком, ведя коня за собой. Стволы опустились, янычары отставили оружие и позволили поляку пройти через проход в паррикаде. Теперь он очутился среди солдат, которых здесь должно было толочься как бы не несколько сотен. Это явно не могла быть только лишь стража, которой следовало следить за посольством – здесь собрали целую орту.

У Пиотровского отобрали коня, и Абдул, не оглядываясь, провел ротмистра на маленький дворик возле ближайшего дома. Посреди дворика стояла двуколка, на козлах сидела Йитка, которую развлекали беседой янычары. Увидав панцирного, девушка помахала ему. Через миг он очутился в открытом, дарящем спасительную тень сарае, где рядом с другими пехотинцами стояли Папатия и Дорота. Дервишка подскочила к изумленному поляку, чтобы поблагодарить его за спасение и проявленную храбрость, аль-хакима кивнула.

- Мил'с'даря наверняка прислали с требованием объяснений, - сухо заявил Абдул Ага. – Потому что, вы твердо стоите на том, что посольство не имеет ничего общего с упавшей звездой и чумой сумасшествий.

- Ты же прекрасно знаешь, что мы не имели…

- Не знаю, - нервно перебил его ага. – Я уже ничего не знаю. Папатия утверждает, что может подслушивать одержимых, и что те строят чудовищную машину, которую нам следует немедленно уничтожить, в противном случае, все сделается совершенно неинтересным. Она требует, чтобы я пошел с вами на сотрудничество и уговорил вас провести совместное нападение на врата-портал, через которые прибывают одержимые. Как ты считаешь, пан Михал, захочет ли посол Гнинский отдать под мое командование две хоругви вашей тяжелой кавалерии?