Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

Юный гусар так засмотрелся, что на мгновение отстал. Только лишь когда кузен, подгоняя, рявкнул на него, он подогнал коня и присоединился к отряду. Отряд был составлен из дюжины панцирных, которыми командовал Михал Пиотровский с едущим рядом с ним гвардейцем султана, держащим визирский бунчук – копье, завершенное шаром и снабженное пятью закрепленными к горизонтальной жерди конскими хвостами. Это должно было дать знать встреченным по дороге солдатам, что поляки едут по городу по приказу или с согласия Кара Мустафы. За панцирными, а точнее – в их окружении, ехал ксендз Лисецкий. Потом двигались три пустые телеги, а поход замыкала дюжина вооруженных до зубов гусар – четыре товарища и восемь челядинцев.

Гвардеец орал и сотрясал бунчуком, при виде которого все сразу же освобождали путь. Только лишь благодаря этому все они так быстро продвигались по узким, забитым улицам. Через пару десятков минут петляния встречное движение уменьшилось, а потом сделалось практически пусто. На одной из площадей, где соединялось несколько улиц, они еще встретили старого водоноса и несколько пробегавших с узлами мародеров, и старика, похоже, ими командовавшего. Отряд поляков несколько приблизился к округе, охваченной военными действиями. Отзвуки боя здесь были более четкими и громкими. В небо вздымались столбы дыма от пожаров, время от времени грохотали пушки. Якуб заметил, что артиллерия то ли ослабила, то ли удержала огонь, чтобы не поражать своих пехотинцев, ввязавшихся в бой с одержимыми.

С левой стороны у польских воинов было побережье. С момента выхода из дворца они неустанно продвигались вдоль него, море время от времени появлялось между домами и в концах улиц. Все это немного беспокоило, ведь если бы одержимые прорвали окружение и ударили на польский отряд, гусаров и панцирных столкнули бы на берег, откуда не было отступления. Вид тянущейся до горизонт водной глади не пробуждал энтузиазма. К счастью, спустя несколько минут они увидали высящуюся над округой Йедикуле – Семибашенную Крепость. Оказалось, что поездка к ней из дворца не занимает и двух четвертей часа. Хорошо, что визирь дал им гвардейца в качестве проводника. В городе, в котором посол Гнинский насчитал триста тысяч улиц, они могли блуждать целыми днями, прежде чем добрались до цели.

Ксендз Лисецкий тоже облегченно вздохнул. Его настроение явно поправлялось, потому что он даже обратился к пану Михалу, которого считал серым, не стоящим и плевка мелким шляхтишкой. Но панцирный только пожал плечами и невежливо буркнул в ответ. Он не любил долгополого, да и дивиться этому не было чего. Зато он повернулся в сторону Семена и махнул тому со значением. Командующий гусарами кивнул в ответ и направил коня направо, в сторону города. Якуб сглотнул слюну и направился за рыцарем. Крылатые всадники не должны были скрываться за стенами твердыни, а только проехаться по улицам рядом с зоной боев.

- И куда же это вы, господа? – Лисецкий обернулся и заметил, что половина его эскорта уезжает.

Пан Михал схватил его коня за узду и без церемоний потянул за собой.

- Не ваше, пан ксендз, дело, - буркнул он.

- Как это не мое? Канцлер назначил мне гусар в качестве прикрытия, они мне нужны, чтобы обеспечить безопасность. Я протестую! Это самоволие! – возмутился священник.

- Будь добр, долгополый, заткни хавало! – процедил раздраженный панцирный, не желая того, чтобы гвардеец обратил внимание на удаляющихся поляков. – Они приказы выполняют, так что нечего им мешать. За своим носом и своими обязанностями следи.

Ксендз вскипел от гнева и уже набрал воздуха, чтобы достойно ответить наглецу, как где-то неподалеку раздался треск, словно бы упавшей с ясного неба молнии, а через мгновение воздух сотрясся от раската грома. Лисецкий съежился в седле и подогнал коня, чтобы как можно быстрее очутиться за толстыми стенами крепости. Теперь уже на панцирных ему было наплевать. Пан Михал провел их взглядом вплоть до конца улицы и направился за ксендзом.

Приказы от канцлера они получили рано утром, когда битва за город была в самом разгаре. Гнинский вызвал ротмистра панцирных к себе в шатер. Когда пан Михал туда вошел, застал там разговаривающего с дипломатом Семена Блонского. Гусар буквально расцвел, увидав пана Михала. После последней стычки все начали считать панцирного исключительно бравым воякой, а вдобавок – счастливчиком. Выбрался живаым из грозящей смертью ситуации да еще спас от неприятностей молодого каштелянича Тадеуша. Уже второй раз за последние несколько дней проявил свое умение и силу духа, теперь уже никто не осмелился бы посмеиваться над ним.

- Хорошо, что вы, мил'с'дарь, здесь, - коротко приветствовал его Гнинский. – Сразу же перейдем к делу, потому что жалко времени. Вот план Стамбула, нарисованный по памяти Спендовским, моим переводчиком, который немного знаком с городом.