Драконовы земли (СИ)

Тьма росла, принося успокоение. Всё больше и больше огоньков, один ярче другого, гасло вокруг, но голод не утихал. И всё же, было что-то ещё. Он провёл достаточно времени, утопая в этих странных, противоестественных и в тоже время родных ощущениях, чтобы начать различать это. Помимо того, что там наверху был кто-то, было что-то и рядом. Совсем рядом. Он пытался добраться до этого, раз не мог дотянуться до назойливого голоса, то и дело нарушающего забвение этого места. Невероятным образом пересиливая волей, неизвестно откуда берущейся, всю пустую черноту, что окружила его, избавляя от боли и всего лишнего. Борьба шла долго, но какие-то порывы продолжали удерживать мысль: надо добраться до этого. Это отчаянно хотелось получить. Это чувство даже начало пересиливать голод, заполонивший всё сущее. Но что бы это могло быть? Особенно здесь, где существовала лишь тень и и далёкий свет от огней. Попытался вспомнить. Вспомнить? Разве было что-то до этого, и разве будет что-то после этого? Или же нет? Но, конечно, что-то да было. Он ведь откуда-то знал голос сверху, знал что-то ещё. Точно. Что-то, что хотели у него отнять. Внезапно его естество взбунтовалось против этого. Он должен вернуть то, что принадлежит ему. То, что было его частью и есть сейчас. Ещё чуть-чуть. Если он только сможет отыскать, коснуться самого… себя. И как только он это понял — мглу прорезал сперва один крошечный лучик переливающегося света, а затем и дюжина таких же. Тонкие как нити, они иголками впивались в черноту. Слабые, их еле-еле было видно. Но всё же, этого оказалось достаточно, чтобы знать, к чему стремиться всем своим осознанием. Это в нём самом. Он не часть тьмы, она лишь медленно пожирала его, проникала в него. Как и во всё прочее. Точно так же, как и делал бы это свет, за исключением того, что он отторгал и выжигал всё. Равнозначные противоположности. Но он не принадлежал ни одной из них. Нет. Он был сам. Точно так же и всё в мире. Но что там было? Голос? Тот, кто пытался с ним говорить и, возможно, ждал? Он не знал, но… если он сумеет заглянуть в себя глубже, может, узнает? Изо всех сил он напрягся, пытаясь собраться целиком. Что там было? Что же? На секунду повеяло чем-то новым: прохладной, свежестью. Ещё был какой-то запах. Острый, сильный, принадлежащий чему-то… кому-то. Часть его и в тоже время нет, но такое большое, такое чистое и сильное. Затем пришло ещё новое ощущение. Он начал содрогаться от чего-то непонятного, словно бы задыхался. Это была не боль — какая-то мука, а слабое, непонятное мерцание усилилось, разрослось ещё на чуть. Вспомнить. Лишь бы вспомнить, тогда ничто не будет властно над ним. Ничто не отнимет у него… Азайлас? Это слово само появилось. Это слово… имя пахло так? Нет же, оно должно было кому-то принадлежать. Внезапно появилось жжение, но странное. Не такое как прежде. Оно было наполнено тоской, отчаянием. Он плакал? Разве это сияние не было так похоже на… всполохи солнца на заледенелом снегу? Почти, почти! Что-то продолжало ускользать. Он ощущал свою связь со снегом. Но было что-то ещё, что-то гораздо сильнее. Он искал, метался, пытаясь уцепиться за чужое имя. Тело будто бы помнило всё куда лучше, чем сознание. А какое у него было тело? А может оно есть и сейчас? Какой он есть? Трудно сказать, но у Азайлас были… светло-зелёные глаза? Он вспомнил их взгляд. И как только сумел это сделать, свет, всё время шедший от него стал невыносимо ярко искриться. Воспоминания хлынули лавиной, вереницей лавин. Вбивая в него всё то, что он уже пережил, возвращая ему частицы себя, почти что душа разом, заставляя по всему, что было в нём, разрядами проходиться агонии. Но он помнил, да. Теперь он знает. Его ждут там друзья, он должен им помочь. Его ждёт Азайлас. В какой-то момент он начал слышать ещё один голос. Свой голос. Стонущий, хриплый и слабый. Но это было неважно. Тьма уходила от него. Он сам стал искрой. Он всегда был искрой. Как и любой из живущих. Искра это его жизнь: всё, что составляло её, всё, что наполняло её, всё, что делало её. Ни свет. Ни чернота. Жизнь. В нём был крошечный осколок, но воплощающий в себя жизнь. И он сиял, ощущая уже как по морде текут слёзы, как лапы скребут камни, как тело изгибается в конвульсиях. Он возвращался, он тянулся вперёд. И только эта жизнь, вся целиком с этим водоворотом всего, имела значения. Всё остальное пустота.

***