Опершись на меч, отец поднялся на ноги:
— Я обдумаю то, что ты мне рассказал. — Он снова утерся перчаткой. — Я так устал от битв.
Он повернулся и пошел назад, к своему коню, подвел его к поваленному дереву, сел верхом и уехал.
На следующий день из замка на крепком пони прискакал паренек, швырнул в моем направлении мешок и скорее помчался прочь, не успел я и слова молвить. Я подкрался к свертку и развернул его когтями. По запаху я уже знал, что там что-то очень вкусное. Копченый окорок. Такой же вкусный, как все то, что приносила мне Мазери. Я поел и остался доволен.
На следующий день тот же парень бросил мне мешок с жареными цыплятами, а через день — с жареной говядиной.
А еще через день настала суббота. Из воды вышла Мазери, оделась, как обычно, достала гребень и ведро и стала умывать и чистить меня.
— Перри, Перри, — говорила сестрица, — как прошла у тебя неделя?
— Отец вернулся, — поведал сестре я.
Она выпрямилась и перестала водить гребнем.
— Вернулся? — переспросила она.
— Он явился меня убить, но я заговорил с ним, и он ушел. Я рассказал ему, что ты приходишь ко мне. А как прошла неделя у тебя, сестрица? — так спрашивал я ее каждую неделю с тех пор, как снова смог говорить, и она неизменно пожимала плечами и говорила, что счастлива настолько, насколько возможно в нынешнем положении.
— Хорошо, — отвечала она. — Я вышла замуж.
Я поднял голову и повернулся к ней так, чтобы видеть ее обоими глазами:
— И кто же… За кого ты вышла, сестрица?
— Его зовут Силверфин, он подводный принц. Я должна тебе признаться, Перри, потому что не знаю, как долго смогу тебя навещать. У Силверфина при дворе есть волшебница, которая может навсегда превратить меня в рыбу. Муж очень беспокоится за меня оттого, что я так волнуюсь за тебя. — Сказав это, она прижалась к моему боку.
— Отец кормит меня, — сказал я. — Может, тебе уже можно за меня не волноваться.
— Меня беспокоит то, что ты забудешь о том, кто ты на самом деле.
— Может, это даже неплохо. Наверное, для меня лучше насовсем потерять в себе человека. Тогда меня не будет волновать то, что однажды явится рыцарь и убьет меня.
— Не говори так.
Она водила гребнем, возвращая мне воспоминания. Я припомнил вкус леденцов на ярмарке в честь сбора урожая в тот день, когда мне разрешили полить яблони во фруктовом саду вином, чтобы они порадовались вместе с нами и на следующий год дали хороший урожай. И запах воска, когда мы вечером зажигали первые свечи и усаживались у матушкиных ног, готовясь слушать, как она нам почитает после ужина.
— Тебе нельзя забывать о том, кто ты, — нежно напевала мне Мазери. — Никогда не забывай об этом.
Только сама-то она собралась позабыть. И решила позволить волшебнице навсегда оставить ее в новом теле и тем самым потерять себя. Так ради чего мне не забывать в себе человека?
Я услышал лязг железа и почуял запах дыма, болот и пота, возвестившие о приближении отца. Мазери всполошилась и вскочила. Я удержал ее когтем за лодыжку.
— Может, это твой последний шанс поговорить с ним! — сказал я. — Пожалуйста, останься.
На опушку вышел отец. Он был без шлема, но в доспехах.
— Мазери! — вскрикнул он и побежал к нам. — Мазери!
Сестрица высвободилась из моих лап, выронила гребень и ведро и прямо с обрыва нырнула в море. Отец что было силы помчался к утесу, и я за ним следом. На поверхности воды плавало платье. А от сестрицы остался лишь серебристый след там, где она скользнула под воду, когда уплыла.
Отец тяжело опустился на землю подле меня и вздохнул:
— Почему она убежала?
— Не знаю. На дне морском она встретила любовь. Сегодня она пришла сказать, что, быть может, больше не вернется.
Он взял гребень, которым расчесывала меня Мазери, и двумя руками поднес к носу. Мог ли он учуять ее? Скорее, гребень пах мной: дымом и землей, на которой я спал и лежал, а еще дубом, который нашептывал мне сказки и посыпал меня желудями и листьями.
— Перри, — наконец сказал отец, — теперь я окончательно поверил тебе. И собираюсь поговорить с женой.
— Осторожнее, отец. Смотри не позволяй навредить себе.
Он кивнул со словами:
— Сын мой, я не первый день воин. Я тоже силен.
Он поднялся и ушел. Я подумал, что надо было мне пойти с ним. Превратившись в дракона, я стал гораздо сильнее, чем в бытность мальчиком. Может, я смогу защитить отца.
Но потом я припомнил последнее заклинание, наложенное на меня мачехой: я должен ей подчиняться. Она приказала сторожить дерево. Предположим, я смогу побороть этот приказ и приду в замок с отцом. Что, если она велит мне броситься на него? Вынудит убить собственного отца?
Еще одну ночь я провел под своим деревом и слушал рассказы о героях, что возвращаются домой. В одолевшей меня дремоте я не заметил, были они рыцарями или драконами.
Наутро пришел отец и притащил мачеху. Волосы у нее были всклокочены, а платье — перепачкано.
— Ну же, женщина, — приказал отец, подтаскивая ее нос к носу ко мне, — верни мне моего мальчика.
И он оттолкнул ее от себя прочь, мачеха полетела вперед, споткнулась, но потом вновь обрела равновесие и остановилась.