Драконы моря

Король Харальд сердито заявил, что вечно люди Свейна ссорятся со всеми, и сурово приказал Сигтрюгу объяснить, что именно так вывело его из себя, раз он запамятовал, что в этой зале все должны чтить мир Христа и мир короля Харальда.

— Ваше величество, — сказал Сигтрюг, — позвольте мне объяснить, как обстоят дела, и вы увидите, что моё требование справедливо. Семь лет назад мне было нанесено жестокое оскорбление, и здесь, на пиру, слушая этих двух человек, я узнал, что они повинны в этом. Тем летом мы возвращались на четырёх кораблях домой из похода в южные страны. Там были Борк из Хвена, Серебряный Плащ, Свенсон Путешественник и я. По пути мы встретили три корабля, идущих на юг. Мы завязали с ними разговор, из рассказа этого человека, Токи, я узнал, чьи это были корабли. На моём корабле был один раб из Испании, человек с чёрными волосами и жёлтой кожей. Пока мы разговаривали с незнакомцами, этот раб бросился за борт, потащив за собой моего шурина Оскеля, очень достойного человека, и больше мы их не видели. Но теперь мы все слышим, что раб был принят на борт их корабля, это тот человек, которого они называют Соломоном и который служит им. Эти два человека, что сидят здесь, Орм и Токи, были теми людьми, которые вытащили его из воды, мы слышали это только что из их собственных уст. За такого раба я бы мог назначить хорошую цену. Этот человек, Орм, теперь предводитель тех, кто остался из людей Крока, и по закону должен возместить мне убытки. Посему я требую, Орм, чтобы ты мне с миром и по собственной воле отдал это ожерелье как плату за потерю моего раба и моего шурина. Если ты отказываешься, мы здесь и сейчас сойдёмся в равном поединке, за стенами этого дома, на участке земли, со щитом и мечом. Отдашь ли ты мне цепь или нет, я всё равно убью тебя, ибо ты сказал мне, что ущипнёшь меня за нос. Ты сказал это Сигтрюгу, сыну Стиганда и родичу короля Свейна, к которому ни один человек не обращался так резко, не умерев после этого в тот же день.

— Две вещи сдерживают меня, когда я слышу твои речи, — промолвил Орм. — Первая: ожерелье было моим, и оно останется моим, кто бы там ни прыгал с твоего корабля семь лет назад. Второе: я и Голубой Язык ещё скажем своё слово, о котором ты узнаешь завтра на восходе солнца. Но прежде давай послушаем, какова благосклонная воля короля Харальда.

Все в зале были рады тому, что возможен вооружённый поединок, ибо схватка между такими людьми, как Орм и Сигтрюг, обещала быть захватывающей. И король Свейн и Стирбьёрн придерживались мнения, что это внесёт разнообразие в празднование йоля, но король Харальд долго всё обдумывал, гладил бороду, и лицо его выражало неуверенность. Наконец он произнёс:

— Трудно принять решение по этому делу. Сомневаюсь, что Сигтрюг может требовать возмещения за убытки, которые он понёс не по вине Орма. С другой стороны — нельзя отрицать, что любой разумный человек, лишившись хорошего раба, не говоря уж о шурине, настаивает на том, чтобы ему были возмещены убытки. В любом случае, когда они уже обменялись оскорблениями, они обязаны сражаться. Ожерелье, которое носит Орм, несомненно, уже послужило поводом для многих схваток в прошлом и, я уверен, ещё послужит в будущем. Посему я не вижу причин, которые не позволили бы им решить этот спор здесь, в вооружённом поединке, за которым мы с удовольствием понаблюдаем. Поэтому, Хальбьёрн, позаботься о том, чтобы был очерчен участок ровной земли, и отгороди его верёвками, позаботься также о том, чтобы он был хорошо освещён факелами, а когда всё будет готово, объяви нам об этом.

— Король Харальд, — произнёс Орм неожиданно удручённым голосом, — я не желаю участвовать в подобном состязании.

Все посмотрели на него с изумлением, а Сигтрюг и несколько дружинников короля Свейна расхохотались. Король Харальд огорчённо покачал головой и промолвил:

— Если ты боишься сражаться, то нет другого выхода, кроме как отдать ему ожерелье и надеяться, что так ты смиришь его гнев. Но мне казалось, что твой голос звучал смелее некоторое время назад.

— Я боюсь не поединка, — ответил Орм, — а холода. У меня всегда было очень хрупкое здоровье, и я плохо переношу холод. Нет ничего опаснее для меня, чем выходить на холодный ночной воздух из жарко натопленной комнаты, после того как я выпил много подогретого пива; особенно опасно это теперь, когда я провёл столько времени в жарких странах и отвык от северных зим. Я не понимаю, почему я должен в угоду этому Сигтрюгу мучаться кашлем всю оставшуюся зиму. Ибо я подвержен насморку и кашлю, и моя матушка часто говаривала мне, что, если я сам о себе не позабочусь, обо мне никто не позаботится. Поэтому, король, я покорно прошу, чтобы бой состоялся здесь, в зале, напротив вашего стола, где вполне хватает места, и вам будет удобнее наблюдать за поединком.