Драконы моря

— Никто не может назвать меня скупым, — сказал он, — но я всего лишь бедный крестьянин, и Орм из Гренинга заблуждается, полагая, что я кто-то иной. В моем доме мало серебра, и, я думаю, его немного в домах остальных родичей Слатти. Эта ноша слишком тяжела для нас. Но если нас попросят внести половину шестой части, я думаю, всем вместе нам удастся наскрести эти деньги. Среди вас столько богатых и известных людей, чьи кошели набиты серебром, и им ничего не стоит дать лишнюю половину шестой части в придачу к той трети, которая уже была обещана. Сделайте это, и ваша слава увеличится, а меня вы избавите от нищеты.

Услышав это, законоговорители, их избранные земляки и остальные участники тинга заревели от хохота, ибо всем было известно, что богатство Гудмунда превышала лишь его скупость. Когда он понял, что не найдет поддержки своему предложению, оц наконец уступил, и два человека, которые выступали от родичей Агни, пообещали, что их доля будет выплачена.

— Будет лучше, — сказал Сони Гудмунду, — если ты тоже соберешь эти деньги сейчас, раз здесь присутствует такое множество твоих родичей и друзей. А я сам соберу деньги, причитающиеся с родичей Агни.

К этому времени Токи принесли его весы, и он пытался подсчитать, сколько должен заплатить каждый человек.

— Тринадцать человек вошли в долю, — сказал он, — и каждый из них дает одну и ту же сумму, кроме Олафа Летней Пташки, который дает вдвое больше. Получается четырнадцать частей, которые мы должны подсчитать. Не так-то легко сказать, сколько будет одна четырнадцатая от одной трети из семи и к этому еще четверть марки серебра. Думаю, что нам этого не скажут сразу даже самые мудрые купцы из Готланда. Но человек проницательный всегда найдет выход из трудного положения, и если мы пересчитаем это на шкуры, то все станет ясно. Итак, одна четырнадцатая от шести дюжин шкур куниц — это одна седьмая от трех дюжин шкур, и каждая доля должна подсчитываться по верхней шкуре, ибо она всегда теряет немного в весе, что я знаю по опыту. По моим подсчетам каждый человек должен выплатить сумму серебра, равноценную шести шкурам куниц, — небольшая плата, но почетная. Вот весы, вот гирьки, все, кто желает, могут проверить их прежде, чем я начну взвешивать.

Люди, которые знали толк в подобных вещах, тщательно проверили весы, ибо купеческие весы часто искусно недовешивали товар. Но весы могли быть проверены лишь прикосновением, и когда несколько человек выразили сомнение насчет их точности, Токи немедленно ответил, что готов сражаться с любым, дабы доказать, что они точны.

— Это часть купеческого ремесла, — сказал он, — сражаться за свои весы. А тот, кто боится этого, считается ненадежным, и с ним нельзя иметь дело.

— Не будет никакого поединка из-за весов, — строго промолвил Угги. — А серебро, которое соберется в шлеме, будет отдано Аскману и Глуму. И зачем тебе, Токи, взвешивать неправильно, если твое серебро будет взвешиваться вместе с остальным?

Все те, кто обещал выплатить свою часть, вынули серебро из своих кошелей на поясе и принялись взвешивать. Некоторые давали маленькие серебряные колечки, другие — мотки серебряных нитей, а третьи давали серебро, разрубленное на мелкие кусочки. Но большинство платили серебряными монетами из самых разных стран и редких уголков земли, некоторые из них были отчеканены в столь далеких землях, что ни один человек не знал их названий. Орм расплачивался андалузскими деньгами, которые у него еще оставались, а Олаф Летняя Пташка византийскими монетами прекрасной чеканки, которые он получил от великого императора Иоанна Земескиса.

Когда все деньги были собраны, Токи положил их в матерчатый мешок и взвесил еще раз все вместе. Весы показали, что его подсчеты были верны, ибо получилась треть от общей суммы с небольшим остатком.

— Здесь слишком мало, чтобы заново делить и отдавать вам обратно, — сказал Токи, — я даже не могу взвесить на моих весах такую малость серебра.

— Что делать с этим? — спросил Угги. — Кажется, нет необходимости в том, чтобы Аскман и Глум получили больше, чем они требовали.

— Отдадим это Гудни Вдове, — сказал Орм. — Ибо она тоже должна что-то получить за тот ущерб, который ей нанесли.

Все согласились, что это самое разумное решение. Вскоре Сони и Гудмунд вернулись со своей шестой частью, которую они собрали среди родичей и друзей. Шестая часть Сони была взвешена, и все сошлось, но доля Гудмунда была неполной, несмотря на то, что он положил вдобавок к серебру груду шкур и два медных котелка. Он громогласно сетовал на недостачу, говоря, что готов дать клятву, что здесь все, что ему удалось добыть, и просил, чтобы кто-нибудь богатый из двенадцати избранных дал ему взаймы недостающие деньги. Но никто не хотел этого делать, ибо все знали, что одалживать деньги Гудмунду — все равно, что выбрасывать их в море. Наконец Сони Зоркий сказал: