Драконы ночи

– Мы обойдем, наведем справки, поговорим с местными. Ты захватишь с собой свою неразлучную игрушку, – Катя кивнула на цифровую камеру, с которой Анфиса – профессиональный фотограф – никогда не расставалась. – Ты снимешь всех подходящих по возрасту детей. И потом мы покажем файлы с фото Даше.

– Знаешь, сколько нам времени потребуется?

– Мы в отпуске с тобой, какая разница, где гулять?

– Ничего себе прогулочка! А эти твои из милиции, они что, не посчитали нужным разобраться, отфутболили с рисунком? Только честно?

– Они… сегодня, завтра и все последующие дни будут заняты, – сказала Катя. – Убийство ребенка, версия номер один – убийца-педофил, так что… А если совсем честно, этот их Шапкин – спец по таким якобы делам – никакого доверия не внушает.

– И ты уверена, что мы найдем эту маленькую мерзавку с кудряшками?

– А по-твоему, лучше поверить в историю с призраками?

– А если Даша САМА ЕЕ ВЫДУМАЛА – эту девочку в розовом? Наслушалась таких вот бабкиных историй и выдумала?

– Но ведь откуда-то она получила этот рисунок. И никого взрослых ни на площадке, ни рядом с ней вчера утром не было.

Катя сказала это и тут же осеклась. Она вдруг вспомнила: менеджер отеля Игорь Хохлов, почти бегом спускавшийся по черной лестнице со стороны флигеля, застегивающий на ходу рубашку на груди. И потом спешащий по дорожке в сторону пляжа. А от пляжа до площадки каких-то метров двадцать…

– Ну, я одеваюсь, завтракаем по-быстрому, и в поход… я беру камеру с собой в ресторан, чтобы больше не подниматься.

– Бери, Анфисочка. – Катя была рада сговорчивости подруги. Слава богу, Анфиса не ударилась в спор. И не стала доказывать, что иногда и от «историй с призраками» не стоит отмахиваться, когда речь идет об убийстве… нет, об убийствах, разделенных между собой таким огромным – почти в целую жизнь – сроком давности.

На поиски на этот раз отправились пешком. Вдоль пляжа по берегу реки – к домам, виднеющимся среди деревьев.

Улица маршала Рокоссовского встретила их лаем собак, запахом гречневой каши и печного дыма, квохтаньем кур из лепившихся к заборам курятников. Дома – приземистые, деревянные – смотрели на мир подслеповатыми окошками. Над проводами рдели гроздья спелой рябины. Дворы были тихи и безлюдны. Ни взрослых, ни детворы. Лишь старуха с ведрами копошилась возле колонки. Тугая струя воды била в железное дно ведра.

– Простите, мы девочку ищем лет пяти, – обратилась к старухе Катя, – беленькую, кудрявую, она в городок детский приходила вон туда, – она махнула рукой в сторону «Далей». – Не подскажете, у кого здесь может быть дочка или внучка примерно такого возраста?

– У Гавриловых сынки, у Клавдии Шудровой, соседки моей, тоже сынок, как с армии-то пришел, так и уехал, мать больную бросил. – Старуха пожевала губами. – А больше нет тут у нас никого из молодежи-то.

– Да нам не молодежь, нам девочка нужна маленькая, – вмешалась Анфиса.

Старуха только рукой махнула: да ну вас, отстаньте.

Сунулись в один двор – там загромыхал цепью, вскочив на сарай, злющий лохматый кобель. Сунулись в другой – оказалось, что у самой калитки за колышек привязана коза.

В домишке, выкрашенном полинялым суриком, через открытую форточку на всю улицу гремел включенный на полную катушку телевизор: «К расследованию убийства журналиста на Кавказе будут привлечены парапсихологи-гипнотизеры, так сообщил нашему корреспонденту неназванный источник в Генеральной прокуратуре».

– Извините! Эй! – старались перекричать телевизор Катя и Анфиса. Напрасно. Никто не выглянул в окно, не отдернул кружевной занавески.

– Интересно, а чем это может помочь в таких делах гипнотизер? – спросила Анфиса, когда они свернули за угол на улицу Правды. – Ты вот про этих типов из поезда говорила, ну что они насчет Валенти и НКВД: что он был завербован… Тоже ведь гипнотизер…

– Анфиса, кого мы с тобой ищем? – строго спросила Катя. – Не отвлекайся.

На улице Правды тоже шаром покати. Заборы высоченные, верх затянут колючей проволокой или утыкан гвоздями. Проехал мимо дряхлый «жигуленок». В машине было включено радио: «В Санкт-Петербурге вынесен приговор по делу педофила, насиловавшего и убивавшего подростков».

– Они тут в курсе новостей стараются быть, – заметила Анфиса. – Новости слушают, а вот в поисках помочь никого не допросишься.

– Пойдем вон туда, к пятиэтажкам, – скомандовала Катя.

Пятиэтажки из красного кирпича – это уже был «настоящий» Двуреченск, а не какой-то там частный сектор. Чуть еще пройти и – набережная, мост, а там и самый центр города.

Дома были старые, дворы с потрескавшимся асфальтом, балконы сплошь завешаны сушившимся на осеннем ветру бельем. Катя искала балкон, где бы на веревке, как флаг, как вымпел, висели бы, например, детские колготки или рубашка, или… платьице розовое. Но нет, сохло все какое-то пестрое тряпье.

– Денег дай, стерва! В самый последний раз тебе говорю – гроши дай!

– Очумел? Какие тебе гроши? И так последнее из квартиры забрал да пропил!

Базарили на первом этаже. На пятом под самой крышей как оглашенный кукарекал на балконе петух.