Драконы Вавилона

В тот же день, но позднее, когда солнце стояло уже высоко, Вилл, все так же шедший по пыльной дороге и бездумно смотревший на поле, засаженное золотым овсом, и пронзительно синее небо, вдруг почувствовал, что ему нужно отлить. Далеко за полем, где небо сходилось с землей, смутно виделся лес. Он повернулся к дороге спиной и в тот же самый момент снова стал беззаботным бродягой. Ни разу не обернувшись, он шел, раздвигая низкорослый, с крепкими колосьями овес, и сам себе пел песню жатвы:

Косарь усталый на солнце знойном,Тебе ли не знать тайное слово…

День был прекрасный, и при всех своих бедах Вилл не мог не ликовать, что он жив и способен радоваться густому золотому запаху, поднимавшемуся от колосьев, бодрящему зеленому аромату, долетавшему от далекого леса, и резкому треску кузнечиков, мелькавших под самым его носом.

Какое слово снова и снова

Поет Коса траве и цветам?

А еще Вилл думал о жестянщиковой дочке, которая отрастила за зиму просто роскошный бюст, а весною однажды покраснела и разозлилась, когда он всего-то и сделал, что посмотрел на нее, хотя тогда, в то время, он ни о чем таком и не думал. Впрочем, позднее при воспоминаниях об этом случае его мысли приобрели то самое направление, в котором она тогда его зазря подозревала. А теперь он очень бы хотел привести ее сюда в такой вот жаркий полдень, захватив с собою одеяло, подыскать в поле уютную низинку, где овес совсем их укроет, и подробнейшим образом исполнить известные ритуалы, которыми с давних пор повышают урожай.

— Папа! Папочка!

По полю бежит маленькая девочка — руки раскинуты по сторонам, за спиною треплется червонное золото локонов.

— Папочка! — кричит она отчаянным голосом. — Па-поч-ка!

До изумленного Вилла не сразу дошло, что она направляется прямо к нему. За нею, чуть подотстав, поспешали два карикатурно тощих, словно и правда из палок сделанных, палочника и коренастый приземистый лубин, и было очень похоже, что она только что от них сбежала. Подбежав к Виллу, девочка крепко, словно ища спасения, обхватила его руками за пояс и уткнулась носом ему в плечо.

— Помоги мне, — прошептала она, — ну пожалуйста. Они хотят меня изнасиловать.

Вполне возможно, что в жилах Вилла текла какая-то капля крови правдоговорительниц, потому что он поверил этому мгновенно и до конца. Тут же вступая в роль, прописанную девочкой, он приподнял ее, покрутил в воздухе, вызвав тем самым восторженный визг, а потом поставил на землю, положил руки ей на плечи и строго сказал:

— Ну что же ты это делаешь? Никогда — ты слышишь меня? — никогда не убегай, как сегодня, а то я так вспорю тебе задницу, что месяц сесть не сможешь! Ты хорошо меня поняла?

— Да, папочка.

Виновато потупившись, девочка ковыряла носком туфли потихоньку расширявшуюся ямку в земле.

Тут как раз подоспели, задыхаясь от бега, ее преследователи.

— Милостивый сэр! — воскликнул лубин. Как и у всей их породы, у него была собачья голова, а заодно — обширное брюхо, привычные к труду руки и плечи и широкополая, с грязным белым плюмажем шляпа. Он сдернул шляпу с головы и церемонно поклонился. — Мое имя, почтеннейший сэр, Салигос де Граллох. Мы с моими товарищами нашли вашу дочку, бродившую в полном одиночестве, голодную и не знавшую, куда ей идти. Слава Семерым, что мы… — Он оборвал фразу, нахмурился и подергал себя за шерстистое ухо. — Так вы, говорите, ее отец?

— Огромное вам спасибо, — сказал Вилл, словно не расслышав вопроса. Он присел на корточки и крепко обнял девочку, ни на миг не переставая лихорадочно думать. — Хорошо, что вы не поленились вернуть ее мне.

По молчаливому знаку лубина палочники зашли слева и справа от Вилла. Сам он шагнул вперед и уставился на Вилла в упор, так скривив фиолетовые губы, что стали видны желтые клыки.

— Так вы ее отец? — переспросил он. — Не можете вы быть ее отцом. Вы слишком для этого молоды.

Вилл ощутил, как в нем поднимается черная драконья ярость, и постарался взять себя в руки. Лубин был тяжелее его раза в два, а при всей видимой хлипкости палочников руки у них быстрые, ловкие и крепкие, как те палки. Оставалось только хитрить.

— Грудным еще ребенком она подверглась действию черного железа и чуть не умерла, — объяснил он почти легкомысленным тоном. — Чтобы купить спасительное зелье, мне пришлось продать Пожирателю Лет десять лет своей жизни.

Один из палочников замер, пытаясь постигнуть логику сказанного Виллом, и стал похож на черное высохшее дерево, а другой нетерпеливо приплясывал взад-вперед на своих длинных ногах и еще более длинных руках. Лубин презрительно сощурился.

— Оно же не так все бывает, — прорычал он, словно выплевывая слова. — Все же как раз наоборот. Запродав этому безмерному ужасу часть своей жизни, ты становишься не младше, а старее.

Но Вилл уже протянул довольно времени, чтобы точно спланировать дальнейшие действия.