Дракула бессмертен

Через несколько лет Ирвинг скончался, навеки лишив их обоих возможности помириться. К великому удивлению Стокера, актер завещал театр «Лицей» ему. Впервые что-то оказалось полностью в его власти. Вот только зрители, не видя имени Генри Ирвинга на афишах, предпочитали теперь сидеть по домам. Постепенно лучшие члены труппы разбрелись по конкурирующим театрам. «Лицей» нес колоссальные убытки; положение становилось невыносимым.

Брэм понимал: в пьесе его жизни наступил последний акт, и другого шанса прославить свой роман ему уже не выпадет. Чтобы продажи возросли, театральной версии «Дракулы» должен сопутствовать успех. Если пьеса провалится, второй попытки не будет: слишком ослабло его здоровье. Стокер не хотел остаться в памяти потомков блеклой сноской в богатой биографии Ирвинга. Поэтому именно ему решать, кто будет звездой постановки — ему, а не Гамильтону Дину или Квинси Харкеру.

Брэм окинул взором ряды бордовых кресел. Если этот зал заполнится, то лишь благодаря ему. Надо срочно вернуть Бэрримора и хотя бы частично восстановить контроль над собственной пьесой. Какая ирония: придется воспользоваться адской машиной Дина, чтобы отправить американцу телеграмму в Саутгемптон. В главной роли он желает видеть Бэрримора, и точка. Идти на компромиссы у Брэма не было ни желания, ни времени.

Глава XIV

Со звоном колокола на далекой башне Вестерторен ушел в прошлое еще один час. Звуки эти доносились каждые пятнадцать минут, и старик перестал их замечать. В последнее время, правда, ему мерещилось, что звон стал громче — словно поддразнивая его, отсчитывая оставшиеся минуты его жизни. Большую часть времени старик проводил в своей квартире на Харлеммер Хауттёйнен, глядя из окна третьего этажа на канал Принсенграхт, в окружении многочисленных книг. Связь с внешним миром ограничивалась пачкой газет, которые доставляли ему в конце недели вместе с продуктами.

Старик надел очки и вытянул из кипы «Таймc». Какой-то француз установил очередной авиационный рекорд. Старик покачал головой. Человек не создан для полета. Это знали еще древние греки, придумавшие миф об Икаре. Мораль этой истории не устарела и теперь: любому падению предшествует гордыня. В новую индустриальную эпоху самонадеянность людей стала очевидна, как никогда. Старик перевернул газету и поискал в оглавлении светскую хронику. Особого интереса к жизни высшего общества он не питал, но сейчас его внимание привлек заголовок: «В ПАРИЖЕ ПОГИБ БЫВШИЙ ДИРЕКТОР ЛЕЧЕБНИЦЫ УИТБИ».

Водя морщинистым пальцем по строчкам, старик не мог унять дрожь в руках. Сердце перешло на частый перестук, когда он прочел имя жертвы, и его подозрения подтвердились: доктор Джек Сьюард.

Подробностей о его смерти сообщалось очень мало; несчастный случай, какой-то экипаж. Что понадобилось Джеку в Париже? Старик посмотрел на дату. Джек умер почти неделю назад — а «Таймc» доставили только сейчас. Проклятие!

Переворошив газеты, он нашел несколько выпусков «Ле Темп»; в одном из них обнаружилась статья, опубликованная на следующий день после гибели Джека. Старик кое-как продрался сквозь текст: французский он успел порядком подзабыть. Глубокого знания языка, впрочем, и не потребовалось, потому что к известным фактам статья добавляла лишь несколько второстепенных деталей. Густой туман; кучер не успел остановить карету; труп Джека перед театром «Одеон». Трагическая случайность.

Старик уже хотел сложить газету, как в глаза ему бросился один абзац: некий свидетель утверждал, что якобы видел двух женщин, забравшихся в карету на ходу; полиция, однако, считала его показания ошибочными, поскольку экипажем, по его словам, никто не управлял.

Французские власти усматривали здесь лишь малосущественную подробность, но для старика это был верный признак угрозы. Он вообще не верил в «несчастные случаи».

— Hij leeft… Он жив, — прошептал старик; от страха сердце колотилось как бешеное. Нижнюю челюсть раскаленным ножом пронзила боль.

Через считанные секунды ему сдавило грудь. Старик потянулся в карман за латунной коробочкой с пилюлями. Левая рука онемела. Трясущимися пальцами правой он нашарил миниатюрную защелку. Объятия Смерти усилились, и содержимое коробочки рассыпалось по коврику. Старик открыл рот, но вместо крика с его пересохших губ сорвался жалкий всхлип. Он рухнул со стула на пол. Если умереть сейчас, его тело обнаружат лишь через неделю, когда вернется мальчишка-курьер. Всеми забытый и никому не нужный, он будет лежать здесь и разлагаться. Старик схватил таблетку нитроглицерина, сунул ее под язык и принялся ждать, пока лекарство не подействует. Пламя в камине замерцало, наполнив стеклянные глаза чучел вокруг — зверей и птиц — жутким светом. В каждом мертвом взгляде читалась насмешка.