Драматургия ГДР

Л е м к у л ь. «Спасибо за хлеб-соль»… Сволочи! Коршунье! Голодранцы проклятые! Пили мою водку, как бочки бездонные. «Хох новому бургомистру!» А только этот кобель про свою бургомистершу набрехал, вся шатия и лапки кверху… Что белое было, стало черное… (Изо всех сил пинает попавшийся под ноги ящик, так, что тот летит через весь погреб.) И все из-за нее, с ее школой!.. Стой теперь тут Лемкуль, как чучело… как пес побитый… (С лихорадочной поспешностью выпивает еще две рюмки водки.) Она останется и школу достроит — так этот болван сказал… Школу достроит… Попросту сказать: верхом она на нас сядет… Ее верх, новая мода настанет! Новое время, хох! Отдавай концы, Лемкуль! Так, что ли? Стоп! Лемкуль пока что тут еще… (Размышляя.) У него тоже голова на плечах есть (ухмыляется), да еще с жилкой! Посмотрим, чья крепче! (Поспешно ковыляет к бензиновым канистрам.) Не все вам водкой греться… Есть кое-что получше, с огоньком… (Тихо, весь захваченный своим планом.) Огоньку в твою честь, бургомистерша!.. (Берет две канистры.) Две кружки за твое здоровье, бургомистерша… (Хихикая, выходит с канистрами на улицу.)

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Помещение сельского правления в ту же ночь. А н н а  сидит за своим столом, на котором навалена кипа ведомостей и квитанций. У р с у л а  и  Г а н с  сидят за столом секретаря; они регистрируют и подшивают квитанции. Анна работает над отчетом о поставках. Все переутомлены.

А н н а (подняв глаза). Ребята, идите домой. Скоро рассвет.

У р с у л а. Еще пару квитанций, Анка, — тогда можно все к ландрату.

Г а н с (поднимает пачку листов). Солидная штука! Ландрату ворчать не придется!

У р с у л а. А он не так уж и ворчит, когда с ним Анна разговаривает!

А н н а. Кроме ландрата еще кое-кто есть на свете, Урсель.

Г а н с. Точно!

Все продолжают молча работать. Анна в полном изнеможении подпирает голову руками и закрывает глаза. Урсула подталкивает Ганса; он сочувственно кивает в знак того, что понял; оба продолжают работать, разговаривая вполголоса. Анна задремала.

У р с у л а. Что слишком — то уж слишком!

Г а н с. «Слишком» — это дело растяжимое, Урсель: что одному «слишком», то другому — в самый раз.

У р с у л а. Она себя так заморит.

Г а н с. Школа, знаешь, — это дело большое!

У р с у л а. А жизнь — не большое дело, Ганс?

Г а н с (глядит на нее, целует). Спрашиваешь!

У р с у л а (высвобождаясь)

. Юпп домой пришел прямо сам не свой, сразу на меня налетает: «Где выписка?» — и скорей вещи свои в чемодан пихать начал. А выписка-то до сих пор у нее.

Г а н с (улыбаясь). Значит, он сюда за ней прийти должен?

У р с у л а. Ничего тут смешного! Человек — это тебе не бумажка! А Юпп, в конце концов, может требовать…

Г а н с. …чтобы она бургомистром не была? Он ведь вот что требует! Только так не бывает, чтобы ручей в гору потек!

У р с у л а (строптиво). С каких это пор бургомистр — гора, а человек — ручей? Человек — это человек, с душой и телом, и с сердцем живым…

Г а н с. …и с головой…

У р с у л а. Тогда, значит, Анна права и Юппу надо уезжать?

Г а н с. Не будем спорить, Урсель: нам-то что до этого?

Снаружи хлопает дверь. В сенях слышны поспешные шаги. Анна вздрагивает и начинает протирать глаза. Входит взволнованная  т е т к а  Х а в е р к о р н.

Т е т к а  Х а в е р к о р н. Моего старика тут не было?

У р с у л а. Он у Лемкуля был, тетенька Хаверкорн.

Т е т к а  Х а в е р к о р н. Там темно уже. Хотела бы я знать, куда эти пьяницы девались?

Г а н с (смеясь). Может, они на стройке решили ночь отработать?

Т е т к а  Х а в е р к о р н (гневно). Ты бы помолчал, желторотый! Как эта стройка началась, со стариком невесть что делается.

А н н а. Я с ним завтра поговорю, тетушка Хаверкорн.

Т е т к а  Х а в е р к о р н (сердито). Вот как раз ты его в покое оставь! От этой стройки одни свары в деревне, да еще неизвестно, будет ли какой толк от нее!

А н н а (резко повернувшись к ней). Что? Ты, может, тоже у Лемкуля была?