Д а н и л а. Л о м о т ь. Только смотри, мама, никому ни слова, ни-ни.
М а т ь Д а н и л ы. Сама понимаю, не маленькая.
Л о м о т ь. Гляди, мать, хорошенько, чтоб узнала. У меня к тому времени и усы могут подрасти и борода.
М а т ь Д а н и л ы. По глазам узнаю, глаз не переменишь. Вон они какие… Колючие да хитрые.
М а р ы л ь к а
Л о м о т ь. Ну, бывайте здоровы!
М а т ь Д а н и л ы
Д а н и л а. Нельзя, мама.
М а т ь Д а н и л ы. Куда же ты?
М а р ы л ь к а. Может, опять на войну, а нас с мамой покинешь?
Д а н и л а. Пересижу хоть в лесу, а там видно будет.
М а т ь Д а н и л ы. Разве ты с большевистским войском не уйдешь?
Д а н и л а. Говорят, что для меня и тут работа найдется.
М а т ь Д а н и л ы. Кто говорит?
Д а н и л а. Товарищи, которые разбираются.
М а т ь Д а н и л ы. Тут если поймают, еще страшней.
Д а н и л а. Эта напасть ненадолго.
М а т ь Д а н и л ы. Если б хоть рожь как-нибудь посеять… Без хлеба останемся.
Д а н и л а. Я буду приходить иногда. Пусть немного уляжется.
М а т ь Д а н и л ы. Растила я вас — горевала, думала, хоть старость покойная будет. Тогда над малыми тряслась, ночей недосыпала, а теперь…
Д а н и л а. Что поделаешь? Помучаемся еще немного. Добьемся еще и лучшего!
М а т ь Д а н и л ы. Ах, сынок ты мой! Убьют, так будет тебе лучшее.
Д а н и л а. А убьют, так не корите меня, что оставил вас одних. Не зря погибну. За это дело погибали и не такие, как я.
М а т ь Д а н и л ы
Д а н и л а
П а н Я н д р ы х о в с к и й
С е р ж а н т. Слушаю, пан капитан.
М о р г у н. Добрый день, панич! Счастливо ли вернулись?
Пришел узнать, не надо ли в чем помочь. У пана ведь теперь и слуг мало.
П а н Я н д р ы х о в с к и й. Вчера грабил, а сегодня помогать пришел.
М о р г у н. Видит бог, панич, ни к чему и пальцем не притронулся. Что я, голодранец какой, чтоб на панское зариться? Вы меня, может, не знаете, потому редко в имении бывали, а мамаша ваша меня хорошо знают.
П а н Я н д р ы х о в с к и й. А это что у тебя?
М о р г у н. Портрет вашего покойного папаши. Зашел это я в усадьбу, когда большевики начали распоряжаться. Гляжу — валяется. Боже мой милостивый! Такое надругательство! Я тихонько под мышку, да и унес домой. Спрячу, думаю себе. Пани спасибо скажут.
П а н Я н д р ы х о в с к и й
М о р г у н. Боже милостивый…
П а н и Я н д р ы х о в с к а я. Нет, Моргун не такой человек.
М о р г у н. Пусть у меня руки отсохнут, если я хоть пальцем тронул. Правда, брал кое-кто… и со двора таскали и лес рубили… Так вот же они у меня все и записаны.
П а н Я н д р ы х о в с к и й. Покажи.
М о р г у н
П а н и Я н д р ы х о в с к а я. Трус! А как же я, женщина, не боюсь?
М о р г у н. У пани защита сильная, у пани сын — большой начальник. Чего пани бояться?
П а н Я н д р ы х о в с к и й
М о р г у н. Бревна на хату из панского леса таскал.
П а н Я н д р ы х о в с к и й. Сколько?
М о р г у н. Бревен тридцать.
П а н Я н д р ы х о в с к и й
М о р г у н. Землю панскую пахал.