- Есть. Точнее выразиться, продолжение официальной истории. А еще точнее - мои домыслы, догадки, предположения. Возможно даже выдумки, вожделенное намерение подогнать действительное под желаемое. Итак, после учиненного товарищами чекистами неудачного обыска в моей мастерской, я некоторое, весьма неприятное для меня время провёл в застенках городской ЧК, я уже докладывал Вам о сём прискорбном событии. Так вот, во время пребывания в этом грозном учреждении, довелось мне сидеть с неким столичным господином в одной камере. Господин молодой, этакий сибарит, любитель всяческих наслаждений. Золотая молодежь, интеллигенция. Высокий, очень худой, с роскошно вьющимися смоляными волосам, свободно спадающими на лоб. Небольшие кокетливые гвардейские усики. Глубокие черные глаза, простите за аллегорию, как озера, в которых можно утонуть: женщины от взгляда подобных глаз с ума сходят. Зовут сего столичного франта Виктор Нежданов, и попадает он в Новоелизаветинскую ЧК. Сырая холодная камера, ужас, паника! Ожидание смерти. Сообщество трепещущих, трясущихся от страха людей, которых уже и за людей-то считать затруднительно. Либо душегубы отъявленные, вроде сегодняшних, от одного взгляда на которых оторопь пробирает! Представить невообразимо! Из князи - да в грязи. Из столичной жизни - да в подвалы чрезвычайки
! С нами в камере, по счастью, все больше шелупонь сидела, людишки никчемные, спекулянты-самогонщики, их всех через пару дней взашей прогнали. Так вот, показался я чем-то Витеньке, вроде как оба - люди культурные, интеллигентные, разговорились. Знаете, когда смерть рядом ходит, когда её, костлявую, с минуты на минуту ожидаешь, люди весьма откровенны становятся. И на Витеньку такая бесстыжая искренность и чистосердечное прямодушие напали, что всю он мне свою подноготную выложил. Даже такое, что на смертном одре вспоминать не хочется, за что потом всю жизнь краснеть придется.- Что-то интересное?
- Кое-что. Рос наш Викто
р баловнем судьбы, любил всё иностранное, даже обыденные вещи называл на английский манер. Обожал до чрезвычайности посещать рестораны, без ума был от выдержанных коньяков, курил только дорогие папиросы. А еще Виктор до женщин чрезвычайно падок был, амуры крутил направо-налево, напропалую, без разбору. Мужчина он весьма красивый, умело ухаживал, читал стихи, очень быстро соблазнял женщину, после чего терял к ней всякий интерес. И вот тут случилась у него большая любовь с некоей мадемуазелью, с которой вместе от большевиков бежали. Сюда. За границу собирались, в Париж, к кафешантанам, варьете и прочим прелестям сладкой жизни. Да только что-то пошло не так, потерялись они в пути, Витя ожидал свою возлюбленную со дня на день... Суть не в этом. Во всепоглощающую страсть, безудержные и нежные душевные терзания я, конечно, верю, только Витя прекрасным полом чрезмерно обласкан был, чтобы в большую любовь пускаться. И тут называет он фамилию предмета своего обожания. Ирина Дубровская. Вдова знаменитого на всю Москву графа Дубровского. Меня словно молнией поразило: история-то, весьма нашумевшая в свое время и в кругах ювелиров широко известная.- Вот как?