Dreamboat (СИ)

Юный гений сам напросился в контрразведку: мечтая вражеских агентов ловить, возомнил себя Шерлоком Холмсом, принцем Флоризелем и, черт знает, каким еще Пинкертоном, грозой преступного мира и асом контршпионажа. Поначалу хотел Петр Петрович Никольский его в подвалы спустить - пленным комиссарам морды бить, пусть пообомнётся чуток, вкусит тошнотворной романтики, да пожалел мальчишку, привел сюда. Повсюду в небольшой сумеречно-ужасной комнате, сильно похожей на чулан, словно мусор, валялись пыльные папки, отдельные листы, просто обрывки документов, серый бумажный ковер, бумажное море, вперемешку со стреляными гильзами, а то и целыми патронами, пятнами крови, грязным тряпьем, папиросным окурками и прочей мерзостью: все то, что осталось от делопроизводства ЧК. "Владей! - кивнул Никольский. - Разгреби-ка, друг любезный сии авгиевы конюшни, чтобы повсюду я наблюдал идеальный порядок. Чтобы не стыдно было приличных людей в оные пенаты приводить. Юнец поначалу яростью по самые брови налился, надулся радужным пузырем, глазенки молнии мечут, ну натуральный Зевс-громовержец, умора, да и только, ну как же, гения контрразведки то ли в уборщики, то ли в архивариусы, то ли, еще ужаснее, в писаря определили. Но, что особенно Петру Петровичу понравилось, через обиду Белоносов переступил, комнатенку вылизал до блеска, откуда-то с помощью солдат приволочил несколько обветшавших шкафов, разложил бумаги по полочкам - любо-дорого посмотреть. Даже ковер персидский добыл, что особый уют комнатушке придало, и на чулан она походить перестала, а именовалась теперь кабинетом. Себе стол резной полукруглый спроворил, в общем, подполковник Никольский правильно паренька определил, да и сам Белоносов вдруг важностью проникся, любовно свой архив охаживал, знал, где какая бумажка обретается и где и что искать следует.

- Не проголодались ли, Анастасия Александровна? - спросил Белоносов. - Время-то бежит, уж и закусить пора, а? Чайком-с развлечься? У меня как раз булка ситного есть да кружок колбасы, а кипятку я мигом спроворю!

Настя покачала головой: - Даже не знаю, Георгий Антонинович, мне, право, неудобно утруждать Вас.

Она зря это сказала - настроенный романтическим образом, Белоносов слушать никаких возражений не стал и тут же быстроногим галопом, скачками австралийского кенгуру умчался, в обнимку с чайником, куда-то из кабинета. Настя вздохнула, и принялась внимательно изучать обгорелую бумажку с фамилиями. Таковых уцелело пять: Телегин, Хрусталев, Нежданов, Георгиевский и Ливкин. Насте они ничего не говорили, но кому-либо из местных, тому же Белоносову могли быть известны, а это уже ниточка, след, манкая надежда.

Юный борец со шпионажем, он же безраздельный хозяин архива ворвался в кабинет с пышущим жаром чайником. Великолепный обжигающий пар вулканировал, словно гейзер, и Настя вдруг почувствовала острый мгновенный приступ голода, а прапорщик уже кромсал бритвенно острым лезвием златоустовского ножа поджаристо-белый хлеб, ровными полосками нарезал нежно-розовую колбасу, сдвинув документы на край стола расставлял прозрачно-стерильные стаканы в серебряных подстаканниках, горкой насыпал колотый сахар и даже пузатая баночка варенья нашлась. Чай он пил степенно, с превеликим усердием, и Настя вдруг почувствовала к нему непроизвольную симпатию и , даже, некоторую нежность. Юный и грозный прапорщик Белоносов вдруг перестал быть грозным и остался лишь юным. Даже огромная кобура, которую он небрежным жестом передвинул далеко за спину, словно уменьшилась в размерах.

- Главное, мы установили дату, 18 мая, - говорил, делая изрядный глоток и уписывая бутерброд, прапорщик, дальше проще пойдет. Переберем бумаги за последующее время, там, возможно, зацепимся. Красных выбили 20 июня, за месяц, следовательно, просмотреть надобно. Не велика работа, управимся!

- А фамилии людей из этого документа Вам знакомы, Георгий Антонинович?

- Анастасия Александровна, пожалуйста, - взмолился прапорщик. - Зовите меня просто Георгием. Или Егором, Жоржем...

- Жоржем? - улыбнулась Настя. - Хорошо, Жорж! А Вы, соответственно, меня - Настей, договорились? И давайте, раз уж мы преломили хлеб, перейдем, наконец, на "ты".

- Но вы же княжна, - сопротивлялся прапорщик.

- Вы тоже на крестьянина не сильно похожи,- парировала Настя. - Так что насчет фамилий?

Прапорщик Жорж допил чай, сыто потянулся и взял в руки обгорелый документ. Внимательно пошевелил губами.

- Телегин, Эм Пэ... Михаил Петрович, вероятно... Нет, не знаком. Хрусталев? Нет. Георгиевский? Хм, Георгиевский... Как будто, что-то слышал... Георгиевский, Георгиевский... О! - Он в ажитации посмотрел на Настю. - Георгиевский Василий Иванович, так это же отец Василий, дьякон. Он в храме служит! В нашем храме, я в воскресенье был - видел его, жив-здоров отец Василий! Вот видите, Анастасия Александровна...

- Жо-орж, - укоризненно протянула Настя. - Мы, кажется, договорились....

- Извините... То есть, извини, Настя... Расспросим отца Василия - все и выяснится.