Dreamboat (СИ)

- Большой начальник и должен быть большим начальником, степенным, с брюшком обязательно, с достоинством, иначе уважения не сыщешь. А Башилин - молодой ещё, молоко на губах не просохло, весельчак-прибаутчик, высокий, худой, усы гусарские, красавец, в общем, никак на степенного человека не похож. Одно слово, пролетарий. Из грязи, да прямо в самые князи, а то и повыше! Только где они теперь, эти большие красные начальники, были, да все вышли.

- А ещё кого знавал из чекистов, Костромина, например, или Троянова?

- Нет, не слыхал. Башилин - наш, Новоелизаветинский, а эти, видать, пришлые, чужие. Да и не по чину мне всю ихнюю ЧК знать.

Они подъехали, любопытный пассажир щедро расплатившись, легко спрыгнул на землю. Довольный Серафим Герасимович окликнул:

- Может подождать вас, ваше благородие.

Пассажир белозубо улыбнулся:

- Не стоит, право. Езжай, Серафим Герасимович, спасибо, что довез с ветерком. Я, возможно, до утра здесь задержусь.

Глава 8

Улица Губернаторская широкой булыжной магистралью начиналась на Елизаветинской площади, разделяла центр города на две неравные части, плавно сбегала к реке Воре и там сворачивала к Царицынскому железнодорожному вокзалу. Высокие каменные трех - четырехэтажные дома в целом напоминали излюбленные композиции московского ампира с колоннами, лепными карнизами, с фасадами из тесаного камня, украшенными античными скульптурными деталями - декоративными вазами, которые поддерживают фигуры львов и грифонов, барельефами и геометрическими орнаментами - все это придавало улице изысканный аристократизм и несомненный достаток. Здание новоелизаветинского "страхового от огня общества "Благостыня"", высокий, в четыре этажа, дом, в семнадцатом году заняла ЧК, после освобождения города от красных, здесь вольготно расположилась контрразведка, и Петр Петрович Никольский с непомерным удовольствием въехал в кабинет бывшего председателя страхового общества, а впоследствии, кабинет главного новоелизаветинского чекиста. Широкий, просторный апартамент строгого классического стиля, с массивным столом орехового дерева, чудесной игрой светотени на тканях тяжелых бархатных портьер, торжеством и изяществом резных напольных часов, изощренной утонченностью старинной мебели. Поразительно, но большевики как-то умудрились не превратить в хлев все это великолепие и даже оставили в первозданном виде картины старых мастеров и величавые шпалеры на стенах. Спускаясь между колонн по широкой парадной лестнице, Петр Петрович Никольский блаженно щурился, предвкушая приятный вечер. Постовой солдат у входа от усердия чуть не выпрыгивал из сапог, вытягиваясь во фронт, Руссо-Балт С24-30 рычал бензином у парадного подъезда, от нетерпения словно подпрыгивая на булыжниках мостовой. Петр Петрович, как настоящий сибарит, любил всяческую приятность, усладу, веселье. Помимо вина и женщин, он обожал развлечься картами, пометать. Винт, макао, вист - столь желанные слуху русского офицера звуки. Шелест тасуемой колоды, глоток холодного шампанского, хрустящие ассигнации. И азарт! Кровь кипит, волнуется. Карты рубашками вверх ложатся на стол. Поручик Шерстнев волнуется, закусил нижнюю губу. Руки не то чтобы трясутся, но подрагивают, волосы вскосмачены на темени. Никольский спокоен, как может быть спокоен только настоящий контрразведчик.

- Прошу-с, Михаил Петрович!

Поручик хватает карту.

- Еще-с?

- Восемь!

- Увы-с, у меня девять!

Петр Петрович спокоен, лишь слегка улыбается.

- Желаете отыграться?

- Я пуст! В долг поверите?

- С превеликим удовольствием, Михаил Петрович!

Зашелестели карты, замелькали рубашки.

-Еще карточку?

Поручик радостно показал шестерку и двойку, Петр Петрович открыл восьмерку и туза.

- Се ля ви, Михаил Петрович, такова жизнь! Не расстраивайтесь: не везет в картах - повезет в любви!

- Вам, Петр Петрович везет и в том и в этом!

- Не буду спорить, фортуна меня любит.

- Макао, - блаженного прикрыл глаза Юрий Львович Рубинштейн, профессиональный игрок, баловень судьбы, впрочем, Петр Петрович знал наверняка, в явном мошенничестве, либо другом каком передергивании в картах пока не замечен, с таким сразиться настоящее удовольствие: противник более чем достойный.

- Макао, - повторил Рубинштейн, меча карты. - Любимая игра великой императрицы Екатерины Великой. Уж и мастерица была Её императорское величество! Знаете, Петр Петрович, играла на бриллианты, по карату за каждую девятку. Ходят слухи, однажды проиграла знаменитейший алмаз Dreamboat, подарок князя Потемкина-Таврического...

Петр Петрович открыл карту, ему иронически растягивала губы в улыбке дама бубен, пустышка, "жир". Он прикупил ещё одну - король, снова "жир". Потом пришла семерка, и Петр Петрович остановился на этом, решив не искушать зыбкий фарт. Юрий Львович с лёгкой полуулыбкой открыл две четверки.