— Алло, Тифф! Куда ты пропал? Иди назад; Полли и я помирились. Веди и детей с собой. Пусть они познакомятся с новой матерью.
Тифф и дети подошли к крыльцу. Криппс взял Фанни за руку и повёл её, испуганную, и плачущую во внутренность хижины.
— Не бойся, моя милая, — говорил он, — я привёз вам новую мать.
— Нам не нужно её, — сказал Тедди, заливаясь слезами.
— Нет, нужно, — сказал Криппс, — пойдём, пойдём. Вот твоя мама, — и с этими словами он толкнул маленького Тедди в дебелые объятия Полли. — Фанни, поцелуй твою маму!
Фанни отступила назад и заплакала; Тедди последовал её примеру.
— С глаз моих долой эту сволочь! — вскричала новобрачная леди. — Я говорила тебе, Криппс, что мне не нужно ребятишек от другой женщины; надоедят и свои.
Глава XXXIX.
Побег
Чистенькая и уютная хижина, которой старый Тифф был гением-хранителем, вскоре испытала над собой превратности земного счастья. Абиджа торжествовал, радуясь удалению Полли Скинфлинт из под родительского крова, и вместе с тем избавлению от её буйного, повелительного характера. Её мать, одна из тех беспечных и не энергичных женщин, жизнь которых представляет собою тихое течение мутного потока, олицетворяющего собою глупость и леность, говорила об этом событии весьма немного; но, вообще, и она была довольна, что избавилась наконец от длинных рук Полли и её пронзительного крика. В проницательном взгляде Абиджи на вещи немаловажное значение имело и то обстоятельство, что Криппс владел негром, — главная цель, к которой бедный скоттер Южных Штатов направляет все свои помышления. Желание власти было господствующим элементом в натуре Полли, и потому она решительно объявила, что выйдет замуж за Криппса. Что касается до его детей, то она считала их за бремя, напрасно тяготившее поместье — за бремя, на которое, по мере возможности, не следовало обращать внимания; в этом отношении Полли довольно определённо выражалась: " Эти молокососы должны смотреть в оба, когда попадут ко мне в руки". Невеста получила в приданое от отца полбочки виски и ласковый совет Криппсу отдохнуть от странствований по округу и заняться торговлей, не отлучаясь от дома. Короче, маленькая хижина обратилась в кабак, сделалась местом сборища самой жалкой и развратной части общества. Буйный характер Полли в скором времени, заставил Криппса пуститься снова в путешествия и оставить детей своих на произвол своенравной, взбалмошной мачехи. Приятный вид, которым отличались хижина и сад Тиффа, исчез весьма скоро. Посетители питейной лавки находили, удовольствие рвать и топтать цветы, не обращая внимания даже на любимые розы Тиффа; они переломали весь виноградник, который, обвивая это грубое строение, придавал ему живописную прелесть. Образ жизни Полли во время отсутствия мужа, отличался грубым развратом; разговоры и сцены, слишком отвратительные, чтоб повторят их в нашем описании, беспрестанно поражали слух и зрение невинных детей. Сердце старого Тиффа обливалось кровью. Он терпеливо переносил все страдания и лишения; но невыносимо было для него пренебрежение, которое испытывали дети. Однажды вечером, когда пьяная шайка бушевала внутри хижины, Тифф, доведённый до отчаяния, вооружился мужеством. — Мисс Фанни, сказал он, идите на чердак, увяжите ваши вещи в узел, и выбросьте его в окно. Я молился день и ночь, и Господь сказал, что Он укажет нам путь избавления. Пока вы будете собираться, я подожду где-нибудь здесь, под кустами. Безмолвная, как лунный луч, бледная, прекрасная, Фанни пробежала по комнате, где мачеха и трое пьяных мужчин предавались гнусному разврату.
— Эй, сис! — вскричал один из мужчин, — куда ты торопишься? Остановись, пожалуйста, и поцелуй меня. Невыразимый взгляд, исполненный гордости и испуга, гнева и отчаяния, бросила Фанни на группу и побежала по лестнице, ведущей на чердак. Между приятелями раздался взрыв громкого хохота.
— Эх, Билл! Что ты не схватил её? — сказал один из пьяниц.
— Ничего, отвечал другой, — подождём немного: от наших рук не увернётся.
Сердце Фанни билось, как у испуганной птички. Связав все свои пожитки в небольшой узелок, и бросив его Тиффу, стоявшему внизу под прикрытием ночи, она окликнула его едва слышным голосом; но в этом голосе звучало глубокое отчаяние.
— Тифф! Подставь пожалуйста доску, и я сползу по ней. Я не хочу идти мимо этих ужасных людей.
Осторожно и без малейшего шума Тифф поднял длинную доску, и приставил её к хижине. Ещё осторожнее Фанни ступила на край этой доски, и с распростёртыми руками, как дуновение ветра, спорхнула вниз, в объятия своего верного друга.
— Ну, слава Богу! Теперь все устроено! — сказал Тифф.
— Ах, Тифф, как я рад! — говорил Тедди, держась за передник Тиффа и прыгая от радости.