Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

– А что скажете вы своим соотечественникам?

– Доктор Бенсон совершенно прав, – сказал я. – Но не стоит из–за этого начинать гражданскую войну. Если уж они сумели пережить пять или шесть дней в ледяной пустыне, не думаю, что какие–то несколько минут их прикончат.

– Ладно, пусть будет так, – твердо заключил Свенсон. – Если что случится, винить будем вас.

Если бы я даже сомневался, то десять минут на свежем воздухе убедили бы меня окончательно: Арктика – не место для погребальных церемоний. Вероятно, только распорядитель похорон, который старается поскорее отбарабанить положенный текст и закончить дело, нашел бы эту обстановку идеальной. После тепла и уюта на «Дельфине» мороз казался особенно сильным, через пять минут у всех у нас уже зуб на зуб не попадал. Тьма была такая непроглядная, какая бывает только во льдах Арктики, снова поднялся ветер, под ногами зазмеилась поземка. Свет единственного фонаря только усиливал нереальность происходящего: сгрудившуюся толпу людей со склоненными головами, два завернутых в брезент трупа, лежащих у основания тороса, коммандера Свенсона, пригнувшегося над книгой и монотонно бормочущего что–то мало разборчивое, тут же уносимое вдаль ледяными порывами ветра. Обошлось без салюта, без траурного оркестра, только тишина, молчаливые почести – и вот уже все кончено, и спотыкающиеся матросы торопливо забрасывают кусками льда яму с брезентовыми гробами. Пройдет всего двадцать четыре часа, и безостановочно несущиеся по просторам Арктики облака ледяной пыли и снега навсегда замуруют эти саркофаги, которые ныне и присно и во веки веков будут угрюмо кружиться вокруг Северного полюса, и может быть, только через сотни, а то и тысячи лет ледовое поле отпустит на дно океана не тронутые тлением останки… Кошмарные мысли приходят порой в голову… Отдав честь нагромождению снега и льда, мы заторопились на подводную лодку. От верхушки «паруса» нас отделяло всего несколько футов почти отвесной льдины, вздыбившейся, когда «Дельфин» пробивал себе путь на поверхность. На лед были спущены специальные леера, но все равно, чтобы вскарабкаться на борт, требовалось немало силы и ловкости.

Ледяной склон, скользкий, промерзший трос, кромешная тьма и колючий, слепящий ветер со льдом и снегом – самая подходящая обстановка для несчастного случая. И он не заставил себя ждать.

Я уже поднялся футов на шесть и как раз подавал руку Джереми, лабораторному технику со станции «Зебра», который сам не мог ухватиться за леер обмороженными руками, когда у меня над головой вдруг послышался приглушенный вскрик. Я поднял глаза кверху и с трудом различил в темноте, как кто–то машет руками на самой верхушке «паруса», пытаясь удержать равновесие. Я резко притянул Джереми к себе, чтобы его не сбили с ног, и тут же увидел, как потерявший опору человек тяжело падает на спину и мчится мимо нас вниз, на ледяное поле. Я вздрогнул от звука удара, вернее, от двух звуков: одного глухого, тяжелого – и немедленно вслед за этим более громкого и короткого. Сначала тело, потом голова. Мне показалось, что после второго удара послышался ещё один, третий, но твердой уверенности в этом у меня не было. Я передал Джереми первому, кто попался на глаза, и, держась за обледенелый трос, заскользил вниз, стараясь не смотреть на то, что меня там ожидало. Так упасть – это все равно что свалиться на бетонный пол с высоты в двадцать футов. Хансен подоспел раньше меня и направил луч фонаря не на одну распростертую на льду фигуру, как я ожидал, а сразу на две, Бенсон и Джолли, оба без сознания.

– Вы видели, что случилось? – спросил я Хансена.

– Нет. Слишком быстро все произошло. Знаю только одно: Бенсон падал, а Джолли пытался смягчить удар. Джолли был рядом со мной за пару секунд до падения.

– Если так, то Джолли, похоже, спас нашему доктору жизнь. Надо поскорее вызвать носилки и занести их на борт. Нельзя их оставлять здесь надолго.

– Носилки? Да, конечно, если вы так считаете. Но они могут прийти в себя в любую минуту.

– Один из них да. Но второй вышел из строя надолго. Вы слышали, как он треснулся головой об лед? Звук был такой, будто его хватили по темени оглоблей. И я пока не знаю, кто именно пострадал.

Хансен помчался за помощью. Я склонился над Бенсоном и стащил у него с головы шерстяной капюшон. Насчет оглобли я был прав. Вся правая сторона головы, на дюйм выше уха, представляла собой кровавую рану длиной около трех дюймов, вытекающая оттуда кровь быстро свертывалась и замерзала. Пара дюймов ближе к виску – и доктор был бы уже мертв, тонкая височная кость не выдержала бы такого удара. Оставалось только надеяться, что остальные кости на черепе у Бенсона достаточно прочные. Хотя все равно треснулся он здорово.