Дренайский цикл. Книги 1-11

Верзила открыл глаза и сел, откинувшись на подушки.

— Мне страсть как не хотелось убивать кого-то, — сказал он, показав в ухмылке сломанный зуб. — Спасибо, что помешал, Наза.

— Не за что. Почему бы тебе, однако, не оставить прошлое в покое?

— Потому что я был там. На вершине. Этого у меня никто не отнимет.

— Никто и не пытается, — с грустью сказал Наза. Великан закрыл глаза.

— Но все оказалось не так, как я мечтал.

— Так всегда бывает. — Наза встал и задул лампу. Позже он и его жена Маэль, убрав кружки, кувшины и тарелки, заперли дверь и сели рядом у догорающего огня. Маэль тронула мужа за плечо, и он с улыбкой потрепал ее по руке.

— Почему ты ему потакаешь? — спросила она. — Это уже третья драка за месяц, и делу от этого вред.

— Он мой друг.

— Будь он тебе взаправду другом, не доставлял бы тебе столько хлопот.

— Это правда, Маэль, родная моя, — но я чувствую, как ему худо, и его печаль передается мне.

Она поцеловала его в лоб.

— Слишком уж ты мягкосердечен — но за это я тебя и люблю, помимо всего прочего. И не жалуюсь больше положенного. Надеюсь только, что он тебя не разорит.

Наза посадил жену к себе на колени.

— Что ж с ним поделаешь. Он побывал на горе, а теперь ему некуда податься.

— На какой еще горе?

— Худшего толка. Сначала на такую гору взбираешься, а потом носишь ее на себе.

— Время слишком позднее, чтобы загадывать загадки.

— И то верно. — Он встал и поднял ее на руки. — Давай-ка я отнесу тебя в постель.

— В какую постель? В нашу ты уложил своего пьяницу.

— Верхняя комната свободна.

— И ты полагаешь, что достаточно молод, чтобы снести меня наверх?

Он усмехнулся и опустил ее на пол.

— Я мог бы — но лучше, пожалуй, мне приберечь свои скудные силы. Ступай вперед и зажги лампу — я сейчас приду.

Наза зашел в свою спальню и стянул со спящего сапоги. Второй нож звякнул об пол. Наза укрыл друга одеялом.

— Спокойной ночи, — шепнул он и закрыл за собой дверь.

1

Семнадцать человек наблюдали за поединком, и не было слышно ни звука, кроме свиста клинков и нестройного звона стали о сталь. Князь, изогнув запястье, направил колющий удар в маску своего противника, но тот опустил плечо, отклонился, и князь едва успел отразить ответный выпад. Некоторое время они вели оборонительный бой, затем князь предпринял молниеносную атаку. Его противник — высокий худощавый мужчина в сером монашеском облачении, кольчуге и маске — защищался отчаянно. Клинки сошлись в последний раз, и острие княжеской шпаги коснулось груди монаха.

Противники поклонились друг другу под легкие рукоплескания зрителей. Жена князя и три его сына подошли к месту боя.

— Вы были великолепны, отец, — сказал младший, светловолосый семилетний мальчик.

Князь Тальгитира потрепал его по голове.

— Понравился вам поединок?

— Да, отец, — хором ответили мальчики.

— А как называется прием, с помощью которого ваш отец победил меня? — спросил монах, снимая маску.

— Укол Чареоса, — ответил старший.

— Верно, господин Патрис, — улыбнулся монах. — Вы хорошо усваиваете свою науку.

Князь позволил жене увести сыновей и знаком отпустил придворных. Потом взял монаха под руку, и они прошли на южную галерею, где уже стояли кувшин с фруктовым соком и два кубка.

— Тебе в самом деле хорошо здесь? — спросил князь, наполнив кубки.

— Не хуже, чем в любом другом месте, мой господин, — пожал плечами монах. — Почему вы спрашиваете?

Князь посмотрел ему в глаза. Лицо у монаха было сильное, с длинным орлиным носом и решительным ртом под коротко подстриженными усами.

— О тебе ходит множество легенд, Чареос. В некоторых ты именуешься принцем. Известно тебе об этом?

— Да, я слышал — но это не важно.

— Что же тогда важно? Ты лучший боец из всех, кого я знаю. Ты был одним из героев Бел-Азара. Ты мог бы разбогатеть так, как другим и не снилось.

— Я и так богат — вот в чем суть. Такая жизнь устраивает меня. По натуре я книжник, а готирские библиотеки славятся на весь мир. Говорят, что далеко на юге, в Дренае, книг еще больше, зато здесь имеется полное собрание трудов Тертуллия. У меня уйдет много лет, чтобы изучить их все.

— И все-таки это неправильно. Я помню, как отец поднял меня на плечо, чтобы я мог видеть героев Бел-Азара, шествующих по улицам Нового Гульготира. Я помню все, что происходило в тот день. Ты ехал на белом жеребце ладоней семнадцати в вышину, в серебряной кольчуге и шлеме с белым плюмажем. Рядом ехал Бельцер со своим топором, а также Маггриг и Финн. Люди тянулись к тебе, как к путеводной звезде. Чудесный был день.

— Да, солнце светило ясно — но это был всего лишь парад, мой господин, один из многих.

— А что случилось с другими? Сохранили вы дружбу? Я уже много лет ничего не слышал о них.

— Я тоже. — Монах отвел в сторону свои темные глаза, вспоминая, каким видел Бельцера в последний раз — пьяным, красноглазым и плачущим. Топор его пошел с молотка за долги. Бывший крестьянин стал героем, и эта участь подкосила его так, как не удалось и надирам. Маггриг и Финн тоже были там. Оставив Бельцера в задней комнате гостиницы, они втроем вышли на солнце.