Дрессированные сучки

— Я ищу Саида, случайно не знаете, где он может быть?

— Не видели, не щупали… Да нет, правда, я не знаю, а ты, Луиза?

Я тоже нагнулась к окну машины, увидела бледную невыразительную улыбку на несчастном лице Лоры (более чем уместное выражение, учитывая обстоятельства) и сказала:

— Посмотри у Матье, у него наверху народ. Поднимешься с нами?

— Нет-нет…

Я предложила:

— Если он там, сказать ему, чтоб позвонил тебе?

— Да, спасибо, передай, это очень важно.

Лора говорила еще тише, чем обычно, избегала моего взгляда, съежившись на сиденье. Я отнесла ее поведение на счет нашей последней встречи, когда она явилась в "Аркаду" в ночной рубашке искать Саида, и пообещала:

— Ты домой? Я сама тебе в любом случае позвоню.

Произнося эти слова, я точно знала, что забуду выполнить обещание. Но Лора-то об этом не догадывалась и принялась объяснять:

— Я сразу домой, и спасибо тебе большое. Я только что проезжала мимо бара — что там стряслось?

Объяснение выдал Жюльен:

— Конец эпохи, брось, не драматизируй!

Прозвучало не слишком убедительно, хотя он изо всех сил старался продемонстрировать беспечную небрежность.

Собака заворочалась на заднем сиденье, постанывая и кряхтя так, что затряслась вся машина, и Лора тронулась с места. Ее было едва видно из-за руля.

С того дня очертания улиц изменились, квартал словно пометили сгустками тьмы. Открытая крышка люка, противоестественно высокие дома, недостаток воздуха, слишком сильные, несмотря на зиму, запахи, тошнотворные, едкие. Все стало угрожающим, грязным, влажным, аллеи в парках потемнели. Вокруг — тишина, жуткое противоестественное спокойствие, которое долго не продлится…

22.00

Весь вечер мы протусовались у Матье, в его квартире "мальчика — умелые руки" — повсюду этажерки и другая мебелюшка, придуманная и собранная воскресными вечерами. Много выпивки, рваный разговор, каждый тянет одеяло на себя…

Мужская часть общества возбужденно обсуждала ответный удар и меры защиты. В их разговоре участвовала Соня. Я чувствовала себя неприкаянной.

Села рядом с Гийомом, прижалась плечом к его плечу. В руке он держал кружку пива, но ни разу даже не отхлебнул из нее.

Потом он сказал:

— Слишком шумно, не могу больше…

Я кивнула, соглашаясь.

— Черт бы побрал эту жизнь! Как же все быстро происходит… Всего-то ничего, три песчинки — и готово дело, сейчас все взлетит на воздух.

Мы помолчали, отхлебывая из своих стаканов, глядя, как беснуются остальные.

— Будущие солдаты гражданской войнушки… Ты, надеюсь, не ввяжешься в драчку?

Гийом покачал головой, мрачно усмехнувшись:

— Ни за что. Я уеду с Матье. В Новую Зеландию. Он твердо решился и позвал меня. Двинем, как только документы будут готовы. Мне позарез необходимо оторваться, я и месяца не выдержу в этом проклятом квартале!

Я решила, что обязана поддержать его.

— Увидишь чертову прорву матчей по регби, потом расскажешь…

Пауза. Антракт. Внезапно опустившийся занавес тяжелой тоски. Я никогда не думала, что мы расстанемся. И промолчала об этом, потому что сказать было нечего.

Чувствовала, как соприкасаются наши плечи, и молчала.

Из всех событий, случившихся в эту зиму, — а я наверняка еще не огребла по полной программе! — этот удар оказался самым жестоким. Неосязаемая расцепка, неожиданный выход из боя.

Я встала, чтобы взять еще виски, и услышала, как Соня забивает гвозди:

— Не говори так о Королеве-Матери, подонок, она слишком долго тебя кормила… Не нужно ее ждать — необходимо дать отпор, зачем облегчать им жизнь? Сожжем все, что принадлежит этим гадам! Хватит трех бидонов горючки, чтобы уничтожить все их поганые заведения вместе с девками!

Я вдруг вспомнила, как Соня готовилась" сменить веру" несколько дней назад… Пустой треп, самозащита, но такая фанатичная! Она меньше нас всех готова была принять происходящее, смириться с тем, что предпринимать ответные шаги поздно.

Соне возразил Жюльен:

— Мы всегда делали, что прикажут сверху. Ну, грохнем мы сейчас пару-тройку их людей, отпора-то все равно не получится!..

Соня ударила кулаком по столу, надвинулась на него, пылая ненавистью и решимостью:

— Оставайся подстилкой для педработников, дурак, это твое дело! Но я им не спущу…

И она щелкнула ногтем большого пальца по верхним зубам.

За ее спиной толпились разгоряченные будущие снайперы.

Я налила себе виски до краев, чтобы не вскакивать с места каждые пять минут. Я слушала все, что говорилось вокруг, но это больше не казалось мне таким уж важным. Вернулась к Гийому, снова села рядом, чтобы чувствовать тепло его тела. Он тоже молчал, склонившись над нетронутым пивом.

Я медленно цедила виски.

Гийом встал.

— Я ухожу. Ты со мной?

Я кивнула.

Теперь, зная, что все кончено, я еще острее чувствовала нашу близость, неразрывную связь, единение. Я пожала всем руки, каждый что-то говорил мне, но я была слишком пьяна и оглоушена, почти ничего не слышала, не понимала, бормотала в ответ всякие глупости.

Жюльен сказал что-то забавное. Гийом рассмеялся. Я ждала, стоя у двери, и смотрела, как он хохочет, закидывая голову. Лицо его сияло.

На улице Гийом спросил:

— Ты не хочешь, чтобы я ехал?